– Он мой друг.

– Староват, чтобы быть другом, не находишь?

– Не ревнуй, – поддеваю его я.

– Я не думаю, что он злится на тебя. Он достаточно взрослый, чтобы принимать взвешенные решения.

– Да, в чем-то ты прав – прежде всего он злится на себя. Это еще хуже. – Я сглатываю. – Знаешь, я нашла ее фотографию. Понимаю, почему он не оправился. Она… она совершенна, Кеннел.

– Для него. Но для меня, Флоренс, совершенна ты.

Мое сердце начинает гулко биться. Комната сужается в такт.

– Зачем ты говоришь это?

– Потому что это правда. Когда ты вошла в церковь, я перестал дышать. Ты хоть представляешь, насколько больно было осознавать, что ты шла не ко мне?

Мир вокруг затихает, словно даже стены хотят услышать нашу беседу.

– Ты не просил. Не просил идти к тебе.

Он сжимает челюсти.

– А ты бы пошла?

– Ты лишил нас этой возможности. Много лет назад.

– Ты единственная, кого я мог бы об этом попросить.

– Ты пытался оттолкнуть меня.

– Пытался. Но ты здесь.

– Ты знаешь, для чего я пришла…

Я сажусь на подлокотник кресла, кладя руку на спинку, задевая его самого.

– Я не давал на это согласия, Флоренс.