— Тоже подходящий экземпляр.

— Подходящий для чего?

— Для коллекции.

— А кто коллекционер?

— Я. Коллекционирую оригинальные заболевания.

— Он был напуган картиной Страшного Суда, — пояснил критик, — в церкви, в детстве с матерью. Всю жизнь искал, ждал дьявола, своего Вия.

— Дождался?

— Связь времен не порвалась. То, что они переживали в предчувствиях, мы пережили в действительности. Ну, не мы — лучшие из нас, избранные — засвидетельствовали.

— О встречах с дьяволом?

— Скажем скромнее: с крайним злом. Откровение наоборот.

— Да, да, да, — подхватил Вэлос, — лагеря, пытки, расстрелы — жуткое дело. За него не так брались, топорно, грубо. А смерть должна быть прелестной, изящной, желанной — как женщина в саду, в утренней дымке, в звуках Пассакалии, — к ней должно стремиться. А у нас? И у них! И у нас, и у них нет свободы и еще раз свободы. Вы скажете: самоубийцы. Да, но разве это достойный конец? Предрассудки, страх, боль. Вы спросите: где же выход? В законодательстве. Статья в Конституции: человек имеет право на жизнь и на добровольный уход. И я вас уверяю: не надо никаких карательных органов, тысячи воспользуются, со временем — миллионы. Взять к примеру, меня… Вы не спите?

— Слушаю со вниманием.

— Моя давняя задумка: организовать школу милосердия. Человек за умеренную плату…

— А каким способом вы будете убивать?

— Я? Убивать? Никогда! Просто помочь осуществить желание.

— А как?

— У вас поясница прошла?

— Прошла.

— Совсем?

— Совсем.