— Если у Плахова и было такое намерение, — говорил Кирилл Мефодьевич, — он его не осуществил.

— О чем вы сожалеете? — уточнил отец.

— О нет. Одержимость, я уже говорил вашему сыну, состояние слепое и опасное.

— То-то он сиднем сидит в этой больнице.

— Да! — воскликнула мама горячо. — Вы его исцеляете, иначе я не могу назвать. Откройте свой секрет.

— Секрет? Вы его знаете. Пожалуйста: не дай Бог брать на себя любую задачу без любви — результат получится обратный.

— У вас случался? — спросил отец с любопытством.

— Да, в лагере.

— Кажется, лагерем вы обязаны моему отцу?

— Я ему многим обязан — в самом благородном смысле этого слова.

— Так что в лагере?

— Когда я работал санитаром в больнице, к нам привезли палача, настоящего, с Лубянки, буквально одержимого убийством. Во время припадков его приходилось связывать, выносить во двор, он катался по снегу, скрежетал зубами, пена выступала на искусанных губах. И я взял на себя смелость выгнать беса.

— Ну и как? Он раскаялся? — спросил я.

— Да. И покончил с собой.

— Что ж, закономерный результат, — предложил отец свою версию.

— Нет, моя вина. Я не смог преодолеть отвращения, даже омерзения, увидеть в нем человека. Я его не полюбил.

— Послушайте! — возмутился отец. — Как можно!.. Вы ставите перед собой задачи сверхчеловеческие.

— Не знаю. Мы как будто боимся растратить свои запасы любви, а они неисчерпаемы, как Отец небесный. Мне это объяснил отец Владимир, настоятель Катакомбной церкви, и дал свое благословение.

— Вы принадлежите к этому тайному ордену? — заинтересовался я.

— Церковь одна. Просто разные условия ее земного существования. Воссоединимся.