— Из реки! — глаза Селестины были красными и влажными, а голос надрывен. — Мы забрали её вовремя, не дали стать новой и подлинной «Незнакомкой из Сены»! Не будет такого удовольствия! Видите моноптер на вершине острова? «Храм Сибиллы». Там мы всё и проведём, вернём её старым богам в зеркальном гробу. И, Мартин, извините, но вам присутствовать нельзя, это дело ангерон…

— Да, я понимаю. Соболезную. — «Чуть не сказал, что сочувствую, идиот. И Совет хорош: так заявить права на слово».

— Ох, — взбодрилась Селестина, — время для скорби ещё настанет, а вам наверняка любопытна последняя моя оговорочка. Ты ведь не против, Сёриз?

— Нет, — вполне искренне она была не против, но всё же произносила с назидательной отрывистостью составляющие фразу слова, — это ведь всего лишь неофициальное самоназвание группы людей, о чьём существовании Мартин и так знает.

— Вы уже, верно, роетесь в своей воображаемой энциклопедии?

— Изрядно траченой книжными червями. С римскими божествами есть такая трудность, что они многоаспектны. Ангерона, вроде бы, избавляла от боли и страданий, утешала, а заодно как-то связана с молчанием… Не стану докучать жалкой попыткой угадать.

— Её изображают с поднесённым к губам пальцем, это правда. И названное вами ей тоже приписывается, но для этого годится и почитаемая плебсом Ферония. Ангерона — необычное божество. Бывают божества региональные, сельские, домовые, даже уличные. Но Ангерона — божество городское. Она хранит тайное, сокровенное имя Рима, которое ни в коем случае не должны прознать враги. Вечность города отчасти возложена на её хрупкие плечи. А сопутствующие этому функции направлены на помощь горожанам в преодолении кризиса: когда советом, а когда и названным утешением. А кризис неминуем всякий раз, когда город пытаются поработить, низвергнуть его элиты, подменив их собой.

— Божество тайного знания, от которого зависит благополучие города. Нахожу параллели.

— И сегодня мы прощаемся с одной из нас. И надеемся, что она — по доброй воле или под пытками — не выдала секреты, не стала упомянутой вами Раав. Я в это верю.

— Покончив с траурными мероприятиями, мы на мосту Каррузель ненадолго переменим лик статуи — аллегории города — на лицо Корнелии. Будете в ближайшие дни пересекать его — приглядитесь. Теперь же просим оставить нас. И не забудьте легенду.

— Конечно. До свидания.

Селестина и Сёриз поднимались на холм, а он брёл по обезлюдевшим дорожкам к выходу. Лишь на удалении он обернулся к ротонде и заметил, что фигур там было куда больше, нежели две, и продолжали прибывать, материализуясь прямо из воздуха. «Вот так, на публике, без стеснения? Ах, ну да». Он даже не осознал, что ещё в самом начале подметил несвойственную вечернюю безлюдность территории близ острова. А затем, как ему показалось, увидел и подёргивание воздуха там же, на вершине. Продолжение мистерии было скрыто от посторонних глаз, в том числе и его. Он, должно быть, и так увидел куда больше, нежели редкие, но всё чаще встречавшиеся ближе к окраине, посетители парка.