— Тени! — обрадовался Мартин индуктивному заключению и тут же взял себя в руки. — Скиаграфия. Я совсем забыл греческий… Будто когда-то мог похвастаться, что знаю, но да неважно. Со второй частью — «γράφία» — всё понятно, но вот первая — «σκιά» — это, Селестина, аналог латинского «umbra».

— Ах, чтоб меня! Но… Но природа иная.

— Допускаю, что название выбрано укола ради. Вы же слышали упоминание теневой власти.

— Подождите-подождите. Я улавливаю суть: это какой-то антипод того, что зовётся «φωτογραφία», — то есть, дословно, «светопись», — но я далёк от техники и не могу понять: это негативы, пересвеченные плёнки, неизвестным мне образом всё ещё пригодные для шантажа, — или что?

— Почти, Анри: рёнтгенограммы. Только не медицинские или научные. И не вполне развлекательные, как на мой вкус.

— Да, возможно, насчёт шантажа, только не типичного, ты отчасти угадал. Более того, здесь имеется ещё одно прочтение, которое из-за особенностей транскрипции и прононса я чуть не выпустил. Два-три века назад в английском языке почти так же — «sciagraphy» — стали, помимо самого искусства тушёвки, называть особую архитектурную проекцию, вид перспективы сверху вниз.

— Сверху вниз… — вглядывались Энрико и Селестина в снимки и тоже начинали понимать механику вращения иначе высвеченных областей внутри больших окружностей и клякс.

— Да, — вязко захрипел Бэзи, не то каким-то образом услышавший перешёптывания троицы, не то решивший не оставлять в неведении остальных, — пред вами во множестве представлен человече, возвысившийся над иными и мнящий, что башни и престолы из денег, юридических актов, павших ниц поклонников и тел разорённых и поверженных конкурентов приблизят их к небесам и укроют от ада, в которой мир своими деяниями и ввергают. Но чудо электротехники позволяет нам увидеть его без мантии, без сюртука, без регалий…

Энрико — впрочем, как и Мартина с Селестиной, — быстро отвлекли от речи. Именно к Энрико подошёл некий элегантно одетый господин, весьма средний, непредставительный рост которого компенсировали отменный крой костюма, прибавлявший дюйм-другой, и густая, по-животному косматая, хоть и припомаженная, чёрная шевелюра и по-животному же, по-хищному убедительный взор очей, обретавших большую выразительность под тёмными и прямыми бровями, задающими для собеседника линию притяжения. Из-под плотных, непроницаемых усов, скрывавших всю мимику рта, требовавшую поднятия уголков губ, мехи натренированных лёгких выдули почтительное, но не принимавшее отказа приглашение, раз уж у месьё Анри не вышло этим утром, после основной части представления — собравшиеся поймут, когда она кончится, — составить этому господину компанию для посещения некоего места с целью ознакомиться с некими же материалами, бывшими, увы-увы, ещё утром здесь, но ныне вывезенными, для дальнейшего употребления в статьях. Когда этот господин откланялся, услышав ожидаемые заверения в готовности исполнить его просьбу, Мартин притянул к себе Энрико и, стараясь не уступать в серьёзности взгляда эмиссару Совета: