— И сегодня вы станете первыми, перед кем сорвут этот покров. Мы избавим вас от иррационального страха и почтения. Мы избавим вас от ощущения предрешённости. От ощущения исчерпанности путей. Мы покажем вам, что путь вы можете отыскать сами.

«И-и переход к тематике света…»

— Горы моря технологий — несть им числа! — заграждают небосклон, подменяют свет естественный искусственным, плетут лишающий чувств кокон, становятся новыми барьерами и цензами!

«Пора сбавить градус».

— Но знают ли сами акционеры и директора компаний, куда ведут народы? Есть ли среди нас кто-то из этой среды? Не стесняйтесь и не бойтесь! Нет? Жаль, ответа на этот вопрос из первых уст мы не получим. Зато избавим их от необходимости отвечать на другой: знают ли титаны индустрии о собственной уязвимости перед технологиями? И знают ли, что технологии, промышленность и наука во всём своём ужасающем мардуковом величии низвергают их к нам, к обычным людям?

«Боги мертвы… Да здравствуют боги? Интересно, жив ли ещё старик Фридрих? Но какое это имеет значение, если его болезнь сродни смерти для общества и философии?»

— Мы, сочувствующие, не луддиты, не ретрограды. Мы лишь верим: люди должны знать, что ими управляет. Не вся власть публична, но при этом осмеливается направлять из кабинетов и штабов.

«А вот и намёк на Директорат».

— И сегодня мы высветим хотя бы часть её. Вы знаете поговорку: темнее всего под фонарём. И сегодня мы сбросим таинственную тень, порождающую монстров, явим их нутро — такое же, что и ваше.

«Они же не собираются никого препарировать?»

— Узрите же сказанное вам с помощью науки века грядущего!

Мартин не понял, как Бэзи выдавил из микрофона — или себя? — тот странный звук, но по нему ожили маски, единым порывом дёрнули за тросы — и оставили Мартина, Селестину, Анри и всю честную публику в недоумении. Какие-то белёсые и тёмные разводы от молочно-голубого до оксфордского синего, рассечённые на квадраты и прямоугольники, — «несть им числа!» — были вывешены на ослепительно белых стенах, вплотную друг к другу, как на полотне «Эрцгерцог Леопольд Вильгельм в своей картинной галерее» Тенирса Младшего или пандане «Древнего Рима» и «Современного Рима» кисти Панини. Селестина, будто следила за теннисным матчем, поворачивала голову то к Мартину, то к Анри, но те не знали, что ответить на немой вопрос. Пришлось оставить Бэзи в его аутентичном изоляторе и подвинуться ближе к холстам. Только тогда Мартина и посетили кое-какие догадки. Каждая «композиция» подписывалась двумя-четырьмя буквами, причём первая могла быть строчной, а прописными — уже следующие за ней, и одной-двумя цифрами; иногда рядом в скобках встречались и явно «свойские» пояснения-аббревиатуры вроде (FB), (MR), (AÉ) и (CQA). И — каков слепец! — едва не упустил главное: это были не «холсты», а целлулоид с фотоэмульсионным слоем. Теперь он отчётливо угадывал анатомическую природу пятен, мог различить движение структурных элементов, а вернее, их тени. Тени…