И это что-то обрело создателя. Взору четвёрки — с разных ракурсов — предстал некто под семь футов ростом. «Как он мог уместиться в той капсуле-клетке с Бэзи?» — в той или иной форме мелькнул вопрос у каждого из них. Лицо было скрыто тенью, а туловище — тёмно-красным рваным и обугленным плащом, но он дал себя разглядеть. Вот и пара заплечных баллонов. Вот и железная обувь, которая и впрямь продолжалась чем-то вроде массивного корригирующего ортопедического устройства. Только оно распространялось и на всю верхнюю половину тела, насколько его позволяли рассмотреть дыры в плаще, и исполнено куда грамотнее того спиралевидно-сетчатого безобразия, что носили «манекены». И было, судя по отливу, медным. И плясали в той меди тысячи сполохов. И те тысячи сполохов спрягались сотней верениц знаков, рассказывали десятки историй — и сводились в один сценарий.

Затем этот некто распростёр руки, подозвав к себе жестом Чинского, всё-таки раненого, и двух «манекенов», прорезями глазок в масках ловивших любое исходившее от покровителя движение, и готовился бесцеремонно и бессловно с ними исчезнуть. Но на прощание оставил пожар, тянувший жадные языки из дверного проёма, означавшие, что всё интересное, что могло там быть, уже поглощено и переварено, а через минуту-другую пламя слижет и двор. Выбирать и спасать улики времени не было. Не помог бы и наконец-то подлетевший «офаним», который никто пока, кажется, кроме Михаила и не заметил, но для того и создавался.

Михаил указал на небо как на путь к бегству. Селестина и Сёриз согласились, и это обстоятельство следовало рассматривать как дурные вести и вероятную причину, почему они не перенесли подальше отсюда пару беглецов, так и жавшихся в уголке. Когда кто-то из «кузин» попытался помочь Анри встать, тот резко вскрикнул о том, что их с собратом по побегу разделять нельзя. Выяснять, что к чему, решили уже после подъёма на борт. Михаил дал команду на спуск спасательной сетки, в которую уложили пострадавших, остальным же предлагалась верёвочная лестница. Жар был сильным, и дирижабль поспешил уйти из зоны конвекционных потоков сразу же, как только Михаил, бывший последним, ухватился за канат — пару шишек он и Мартин успели набить об углы и стены, с которыми «офаним» их опасно сближал. Не самое ловкое управление, но логику Михаил понимал: Сергей Аполлонович боялся за проплавление оболочки и воспламенение со взрывом, да и не стоило давать наутро очевидцам повод говорить, что некий дирижабль имеет отношение к поджогу дома.

22

22

Поднявшись на борт, Михаил скомандовал «вольно» мичманам, наставившим пневмоштуцеры на остальных пассажиров, а также просил передать известно кому, что операция провалена с треском горящих перекрытий того самого дома и досок ящиков во дворе. Фельдшера в команде не было, так что более он ничем помочь не мог и просто отстранился, наблюдая за дальнейшим. Разве что напоследок не забыл в свете новых обстоятельств уточнить: