— Папá Блез и нынешнюю ситуацию считает следствием уподобления Рааву, — потирала то лоб, то висок, то щёку Сёриз. — И неизвестно, что хуже: полностью ли оно неосознанное или же мы знали, но закрывали глаза, пока чаша не переполнилась, пока наш условный Нил не вышел из берегов.

— Ну да, ну да. Образ подобрал точный. Сущность, известная тебе и тебе, мыслила не географически, но геологически. М-м, нет, так вы не поймёте. А, может, и да. Она мыслила не географическими координатами, а геологическими эпохами, космическими, такими, когда один порядок жизни сменяет другой. Ощутив отчуждённость, она не стала смещаться и сдвигаться. Тело-скриптор, всё более окружаемое надвигавшейся пустотой, перестало искать, к чему бы присосаться. Они… Мы тогда совершенно не сообразили, в чём дело. А запомнили ли вы, что я упоминал в начале? Мы, существа приземлённые, мыслили в трёх измерениях. Я не упоминаю про гипотетические, ответственные за эффекты умбрэнергии и разворачивающиеся да тут же и сворачивающиеся в петельки в масштабах столь крохотных, что у нас и названий и выражений для них нет… А, впрочем, снова вру: тот немец Планк предлагает толковую систему единиц. Отвлёкся. Сущность и тело-скриптор просто в сытом довольствии не давали нам понять, что важно ещё одно измерение — время. И оно полноценно, это не бинарная система «есть — нет», «течёт — не течёт». Но это знание пришло нам много, много позже. Чем же нам ответили? Тело-скриптор принялось искать утраченное в другом времени. Нет, нам не открылись иные миры, мы не видели древних драконов или то, что предрекают провидцы вроде Верна и Уэллса. Мы увидели иное время. Иное! Иной его порядок! Ну, или беспорядок. «Увидели», впрочем, сильно сказано — для данных телеметрии и того, что слышали от тройки. Всего лишь трое в полной мере погрузились в ту бездну. Их утягивало куда-то по ту сторону времени, реконструировало сообразно его организации. Впрочем, одну только смерть Атанасиуса и следовало считать подтверждённой. Его просто распяло на тех кабелях, а после — перекрутило, расплющило… Старым богам мы его так и возвращали — в скафандре, смятом, искорёженном и оплавленном. Атанор, в котором всё и происходило, наполнился пламенем белее и жарче того, что сегодня устроили вы, месьё. Оно чувствовалось и у сиренариума. Игнациус и его сестра, если их ещё не утащило, в таком пекле не могли бы выжить. Но останков, а хоть бы и праха мы после всего не нашли, даже от бедолаги Фабриса, побежавшего неизвестно как им помогать, что-то осталось… — разъедал палящий свет ментальный целлулоид, заставлял пойти пузырями, что лопались кашлем, сменялись язвами и обрывали бег плёнки.