— Да, не рискнула поворачивать за вами на ту улочку, проехала дальше по рю Нотр-Дам-де-Лоретт, но так и не дождалась возвращения на перекрёсток. А ведь это было менее чем в полукилометре от двора!
— Не корите себя. По крайней мере, я начал кое-что соображать. В частности насчёт предупреждений Мартина. И, друг мой, знай, что я всё понял, но прощаю тебе деяние в Нёйи-сюр-Сен. Всё то были монстры и химеры. Или стали бы ими. Я мало что понимаю из сказанного Алоизом, и не могу по достоинству оценить глубину заговора, но отвратный его облик — вполне. Итак, мы всё-таки подъехали к тому двору и отпустили карету. Заверили, что пошлют за новой, когда мне будет угодно. К охране во дворе я отнёсся спокойно, это нормально для логова. Мне же предстояло приступить к обязанностям официального биографа. Между ящиков не водили, но рассказали о будущих метаморфозах «Скиаграфии», о некоторых смежных акциях — все довольно левой направленности. Некоторые, по моему угасающему мнению, вследствие поджога тех запасов во дворе отныне невозможны. Но это и хорошо, они были довольно дурны — хорошо, что воздержался от совета. И все так или иначе завязаны на указанную мной компанию. Меня провели в дом. Там Чеслав предложил чаю, а затем показал, где что я могу найти, и оставил наедине с материалами. В дальнейшем я мог бы обратиться к нему за подсказками и пояснениями. Я намекнул, что неплохо бы и с людьми пообщаться, в том числе с Бэзи, на что он как-то уклончиво и незапоминаемо ответил. Я увлечённо переписывал интересные фрагменты из либретто уличных постановок, смотрел раскадровки фильмов, что планировалось проигрывать на стенах общественных зданий вместо экранов, включал записи шумов, которыми назначалось заглушать выступления политиков, пальцами перебирал стопки свежих плакатов о сочувствующих со странной схемкой по центру и как-то между делом прихватил брошюрку «Œilcéan». Час, другой… Чеслав не возвращался, а я даже не заметил, вышел он в ту же дверь или в другую. Но услышал грохот откуда-то снизу. Снизу, где должна быть земля и канализация — больше ничего. Беглый осмотр стен показал, что была дверь, которую я по увлечённости и упустил из виду. Мне открылся проход в подвальное помещение, откуда доносились звуки не то, чтобы борьбы, но ожесточённой ругани. Выдавать себя пока что не намеревался и пробовал рассмотреть интерьер и прислушаться к разговору — он, несмотря на изобилие ненормативной лексики, был посвящён научной этике и методике и в целом был уместен: то была лаборатория. Добротная полноразмерная функционирующая лаборатория, прямо под двором где-то у подножия Монмартра. Что-то такое можно было бы ожидать на бульваре Гренель, но не у подножия Монмартра. И центральное место занимали капсулы-клетки, похожие на ту в «салоне», только к этим тянулись провода и приводы. И внутри были люди. Я мог бы поспорить, что одного-двух где-то уже видел. В кармане я нащупал подарок апашей и одной рукой придал ему форму револьвера. Почти вовремя. Тут из-за несовершенства укрытия и предательской лампы — кстати, газовой, — моё присутствие раскрыли. Причём сделал это не Чеслав или, как позже выяснилось, Алоиз. Нет. Это был один из тех эхоматов, только пробуждённый. Ладно хоть моё оружие уткнулось поглубже в карман, а не вывалилось на пол рядом со мной. Дальнейшее я помню плохо. Только то, что смотрел на мир, поделённый на квадратики. И припыленный. Меня поместили в капсулу, а рядом — Алоиза. И всё было кончено. «Что?» — допытывался я до Чеслава. «Что кончено?» — но тот лишь неуместно смеялся. Голова страшно болела, но боль уменьшалась, если я склонял голову или прижимал её к стеклу в направлении Алоиза, который чувствовал то же. Мы кратко познакомились. Его гипотеза была в том, что нас сделали новыми звеньями цепи, однако мы не прошли психическую обработку, и потому звеньями вышли дефектными, но так ведь и сотворили это с нами в качестве наказания. Теперь мы испытываем побочные эффекты, которых даже он не ожидал. А ещё он сразу определил, что мы умираем… И я умру первым, поскольку технология рассчитана на эмпатов, к коим я не принадлежу. Ещё бы я знал мистическо-городское приложение этого термина! Но зато Алоиз успокоил меня тем, что хотя бы последние часы жизни я им буду и, если повезёт, увижу город по-новому. Что ж, мне повезло. Вернулся Чинский, вернулось и моё желание ему отомстить. Когда он с какой-то бравадой приблизился к моему стеклянно-медному футляру, то получил пулю в живот и сел, где стоял. Ещё два патрона я употребил, чтобы отстрелить патрубки, мешавшие её опрокинуть. Музыкальные рецензии мне отныне заказаны. Затем помог выбраться Алоизу, который отблагодарил тем, что запустил в спустившихся охранника и эхомата бутылью с эфиром. На этом наши силы иссякли. Голову кружило и покалывало, подступала тошнота, вестибулярный аппарат отказывал, а с ним заодно дыхательный и сердечный. Но было легче, когда мы опёрлись друг о друга, положив по руке на плечи. Вечер, свечи… Ну, а дальнейшее вы уже застали.