— В этот раз предпочту короткую дистанцию и, для большей убедительности при возможном допросе, что-то злое на вид, — и вынул подарок апашей.

— К слову о вашем арбалете…

— Вам нравится?

— Он неконвенционален. Точнее, его снаряды. Гаагская…

— Ха, чушь! Признаю, что сие орудие в своей совокупности неэтично и неэстетично в степени не меньшей, чем его поражающие компоненты, однако, уж простите, вынужден прервать вас, дабы избавить от ошибочных доводов и рекомендаций касательно его применения. Я догадываюсь, на какой документ вы собираетесь сослаться, но даже если отбросить вопрос о характере конфликта и определении статуса его участников как комбатантов и некомбатантов, — а у нас здесь всё же не война, но нечто другое, что сложно артикулировать и потому, пожалуй, хотя бы на этом основании лучше не афишировать, — то позвольте напомнить вам содержание декларации: она гласит о неупотреблении снарядов, единственное назначение коих — распространение удушающих или вредоносных газов. Образование же паров белого фосфора и аэрозоли сероуглерода из жидкости, представляющей собой в раствор первого во втором, — процесс, технически говоря, попутный, в чём вы не столь и давно имели возможность убедиться воочию.

— А-а-ар-р-р, — уткнулась Селестина в плечо Сёриз.

— И раз уж вы вспомнили о конференции, то не сочтите за труд разрешить одну временами одолевающую меня логическую проблему, связанную с другой декларацией, подписанной тогда же — впрочем, не моей родиной, туманной и погодой, и политикой. К чему по своей — нет, даже Высочайшей — воле созывать подобное мероприятие и принимать на нём декларации, ведущие к ограничению собственного же, инициатора мероприятия, военного потенциала? Что же это — подготавливающий почву, в крайней степени прозорливый миротворческий шаг? Или, предложив пятилетнее ограничение на метание снарядов и взрывчатых веществ с воздушных шаров или при помощи иных новых подобных способов, вы не подозревали, что в следующем году создадите целый флот тех самых «иных новых подобных способов»? Или, может, ваше правительство больше верило в успехи команды графа Цеппелина, а также, как из этого следует, скорое начало войны с рейхом?

— Ваше благородие, дамы, сударь, пора по кустам, — обратил внимание мичман Деспин на шум мотора и, с большой долей вероятности, предотвратил нелицеприятное и немногословное развитие ситуации.

Селестину пригласили взойти на борт автомобиля — новенького и, что называется, спортивного, — и повезли, как оказалось, не так уж и далеко: по рю дю Коммерс к дому под боком у Сен-Жан-Баптист-де-Гренель, практически на пересечении авеню Феликса Фора и рю де ль’Эглис. «Любопытно, в этом городе вообще кто-нибудь следит, названия каких улиц встречаются?» Но и булланисты, конечно, не отставали: на стыке двух церковных топонимов основали свою лавочку. Нет, даже трёх: Сёриз что-то обронила насчёт переименования обрамлявших церковь улочек в честь какого-то церковного деятеля.