Клаус Хойзер кивнул, не без робости.

— Вы с этим мастерски справились. А теперь еще и фильм по вашей книге показывают.

— Он меня изрядно позабавил. Принц Клаус-Генрих, по моему разумению, кажется излишне простодушным. Зато актриса Лойверик, в роли Иммы Шпельман, прекрасно галопирует на коне. Может, когда-нибудь, с Крулем, получится лучше. И потом, Эрос, который хочет управлять любовью — нравится это кому-то или нет, — должен быть поводом для всего, что происходит, а уж для происходящего на экране — тем более. Там, где мучаются друг с другом не восприимчивые к Эросу люди, смерть уже чувствует себя как дома.

Они достигли края террасы. За их спиной гости теперь более непринужденно наслаждались напитками, а впереди, до самого фонтана, простирался темный сад.

— Потом контакт оборвался. — Клаус Хойзер не был уверен, стоит ли ему спускаться с верхней ступени лестницы, ведущей в парк.

Томас Манн вдохнул ночной воздух.

— Так прямо взял и оборвался?

Фрачное ли плечо случайно и едва ощутимо прикоснулось к ткани смокинга, или рукав Клауса — к писательскому фраку, уже не разберешь.

— Я вам должен…

Томас Манн вопросительно взглянул на него.

— Хочу быть вполне откровенным: меня попросили передать вам книгу вашего сына, чтобы вы оценили ее.

«Ах», вырвавшееся у писателя, не поддавалось истолкованию.

— Только не пересказывайте ему мои слова. Он даже отчеркнул некоторые места, чтобы я зачитал их вам как особо удачные. И я в самом деле нахожу, что его книга очень хорошая. Неужели вы не хотите благословить его… я имею в виду, хоть немного поощрить?

Томас Манн казался умеренно озадаченным.

— Голо ведь и не собирается стать писателем, а только — историком-рассказчиком.

— Это несколько успокаивает.

Хойзер вложил брошюру «О духе Америки» в руки Отцу.

— И еще я бы хотел кое-что… — пробормотал он, очень стесняясь.

— Ну давай. Ты имеешь право.

Клаус был тронут этой вновь проснувшейся доверительностью.