Когда Алехандро принёс последний взнос, Мигель похлопал его по плечу и пригласил выпить с ним пива. Улучив момент, когда он вышел в туалет, Алехандро сказал присутствовавшему при встрече Панчито:

– Я твой должник, парень. Если что, можешь обращаться ко мне. В любое время, брат, и по любому вопросу.

Панчито от Алехандро не было нужно ничего, и он благополучно забыл о нём. И вспомнил в тот момент, когда мчался по вечерней дороге с запертым в багажнике автомобиля ангелоподобным маленьким гринго, отравлявшим в последнее время всю его и без того жалкую жизнь.

За ошибки всегда приходится платить. Разве не об этом древнем, как мир, правиле жизни предупреждала старуха Исабель?

Какие ошибки совершила она сама, чтобы так умереть? Ничего уже не должна была вроде. И молилась исправно.

Только не помогает молитва, когда в душе черным-черно.

Я умер, Робиньо

Я умер, Робиньо

Целых десять дней после того, как Мигель Фернандес встретил Новый год, катаясь по земле в пароксизме отчаяния, он не выходил из дома и ни с кем не общался. Не принял он даже Ньето, хотя начальник полиции, презрев свою обычную осторожность, чуть ли не кричал в запертую дверь о не терпящих отлагательств делах, невыполненных обязательствах и ещё о многом, что касалось лишь их двоих.

Ещё через два дня после неудачной попытки достучаться до Мигеля у Ньето лопнуло терпение, и он пришёл к нему в дом в сопровождении двух крепких парней. Парни взломали запертую изнутри дверь спальни и обнаружили в ней валявшегося на кровати в окружении сонма пустых бутылок мертвецки пьяного Мигеля.

В комнате стоял густой смрадный дух.

Они выволокли Мигеля из дома, закинули в машину и увезли в одну из больниц Сальтильо, где его вымыли, одели в больничную пижаму, уложили под капельницы и выводили из запоя в течение нескольких дней. Ньето навестил его, как только получил известие о том, что ему стало лучше.

– Молчит всё время, – шепнула Мария-Луиза, будто сошедшая с полотна какого-нибудь местного художника, изобразившего её в образе провинциальной богачки среди букетов, иконок и включённого на канале сериалов телевизора.

Приветственно кивнув, Ньето подошёл к больничной койке и присел рядом на хлипкий с виду стул.

Мигель медленно повернул к нему голову.

– Я умер, Робиньо, – сказал он и вновь замолчал.

Больше Ньето не смог вытянуть из него ни слова.

Вскоре он привёз Мигеля из больницы домой и, не обращая внимания на нёсшую всякую чепуху донью Аугусту, пригласил Марию-Луизу выйти с ним для приватного разговора в другую комнату. Они прошли в одну из трёх гостиных, где Ньето, сначала плотно прикрыв за собой дверь, встал у окна и до тех пор разглядывал богато украшенное и переполненное зеленью патио, пока не услышал за спиной деликатное покашливание.