— Ты хочешь сказать, что за тебя отвалят такие деньжищи?

— Я сам тебе их отсчитаю, — важным тоном сообщил Емеля. — Ты думаешь, я для чего в Казань рвусь, а не подальше утекаю, как все делают? Для того, что капиталец у меня там припрятан значимый, — в очередной раз солгал не краснея Пугачев. — Вот заберу его — и айда в Париж али в Лондон даже. Нужда в том у меня эдакая.

Емельян лгал намеренно и уверенно. Но он вовсе не играл с Иба- туллой. Он хотел «привязать» к себе сказочными обещаниями хозяина караван–сарая, чтобы тот и не мыслил выдать его солдатам во время перевозки в Казань.

— Емеля, — вздохнул окончательно поверивший ему Ибатулла. — Все спросить тебя хочется. Ты от каторги или от войны утекаешь?

— А ты сам как мыслишь?

— Мыслю, что от каторги, — признался Ибатулла.

— Верно мыслишь, — рассмеялся весело Емельян. — В воины я не гожусь. Меня, как хорошего жеребца, на племя оставили! А вот про каторгу… Давай лучше накрывай на стол зараз. Мои дурни уже к столу стекаются.

Они пили и ели до темноты. Каждый посторонний стук и шум, доносившийся со двора, взвинчивал нервы Пугачева. Несколько раз он хватался за пистолет, но Степан и Ильяс успокаивали его.

— Аллах даст, дотопаем до Яика! — пьяно лепетал татарин, выливая остатки вина из бутылки в свою пиалу.

Вскоре Степан и Ильяс упились и увалились спать за печь на топчан. Лампа на столе была погашена.

Пугачев засобирался в дорогу. Чтобы не привлекать к себе внимания, он вышел во двор, где Ибатулла уже впрягал коня в телегу. Увидев стоявший рядом с воротами конюшни гроб, Емельян довольно улыбнулся и спросил:

— Где позаимствовал гробик, безбожник?

— Не твоего ума дело, — угрюмо огрызнулся тот. — Иди лучше примерься к нему. А то ехать в нем тебе, а не мне придется.

4

4

Граф Артемьев и Ларион Санков пили чай, ведя неспешную беседу.

— И теперь дела ваши снова в порядке? — спросил Ларион.

— Да, благодарение Богу! — ответил граф. — Кажется, все слагается так, как я хочу. Тьфу–тьфу, чтобы не сглазить.

Оба помолчали.