— Туда?.. — Татарин озабоченно поскреб пятерней бритый затылок.

— Вижу, туда пути ты знаешь, — ухмыльнулся, догадавшись, Пугачев.

Он снова задумался, а Ильяс молчал с привычной почтительностью. Татарин привык полагаться на ум Пугачева и ни о чем его не спрашивал. Он умел молча дожидаться распоряжений. Емельян

мысленно искал лазейку для выхода из сложной ситуации, но не находил ее.

— Ильяс, как стемнеет, мы уходим.

— Я понял, Емеля.

— А где Степан? — вдруг спохватился Пугачев. — Почему я его не вижу?

— Он ночью пилить дрова хозяину подсоблял, — успокоил его Ильяс. — А сейчас дрыхнет в бане за печкой.

— Как только стемнеет, берешь его — и в лес. Далеко не забивайтесь и меня ждите!

Пугачев долго наставлял Ильяса, как себя вести и как хорониться от кавалерийских отрядов.

— Глядите, не своевольничайте, — говорил он. — Забейтесь в кусты зараз и тише мыши сидите. Глядите в оба, но ежели вдруг сцапают, сопротивляться не надо. Покалечут али пришибут.

Ильяс спрятал в густых черных усах «догадливую» улыбку и сдержанно спросил:

— А ты что, не с нами, Емеля?

— Куда ж я без вас, — ответил Пугачев. — Только я утречком к вам зараз присоединюсь.

— Почему?

— Делишки кое–какие утрясу и след за вами.

— Какие еще делишки? — удивился Ильяс.

— Знамо дело, важные. Но тебя они не касаются. Усек? А теперь жрать, пить и отсыпаться до ночи!

Пугачев с показным молодечеством рубанул рукой воздух:

— Поди растолкай Степку и тащи его к столу, а я покуда об жратве позабочусь.