— Ну вот — негромко проговорил Ваня, все еще сидя в машине на переднем сиденье. — Прощай, друг бомжара… Все, что мог, я для тебя сделал. Царство тебе небесное… Земля пухом… Последние минуты твои были… Тяжелыми.

Ваня выбрался из машины, осторожно прикрыл дверцу и, стараясь не смотреть на оперов с задержанным, побрел в противоположном направлении.

— Вечером загляну! — крикнул ему вслед Зайцев.

Не оглядываясь, Ваня помахал в воздухе рукой — дескать, слышу тебя, дескать, жду с нетерпением.

И наступил вечер.

Ваня лежал на своей кушетке в милицейском общежитии, которое в самом скором времени будут, видимо, называть полицейским, куда определил его Зайцев — непонятно на каких правах и на каких основаниях.

Ваня думал о жизни, и мысли его были хотя и печальны, но светлы. А еще он думал о далеких двойных звездах цефеидах, которым посвятил всю разумную часть своей жизни, все свои страсти, надежды и упования. Потом оказалось, что стране, в которой он жил, цефеиды никому не нужны, после некоторых перемен в этой стране многое оказалось никому не нужным, в том числе и он, неплохой астроном, как он иногда называл себя…

На этом Ванины бомжовые мысли прервались, поскольку в дверь раздался частый, четкий стук. Конечно, это был следователь Зайцев, обязательный и тоже четкий, как в мыслях, так и в поступках.

— О чем задумался, детина? — спросил Зайцев, выкладывая на стол пакеты с продуктовыми гостинцами.

— Цефеиды, капитан… Цефеиды сегодня опять потревожили душу мою… Ты пришел, чтобы поздравить меня?

— Хотелось бы, Ваня, но… Как бы это тебе сказать, чтобы ты не обиделся… Рановато.

— Не признается, гад? — усмехнулся Ваня.

— Не признается.

— Доказательств у тебя не хватает? Одни обвинения, предположения, косвенные улики…

— Ваня… С каждой нашей встречей ты становишься все более образованным. Я уже не всегда поспеваю за тобой. В мыслях, естественно, только в мыслях.

— Ох-хо-хо, — простонал Ваня, поднимаясь с кушетки. Он не торопясь подошел к фанерному шкафу, открыл скрипучую дверь и, аккуратно, за горлышко взяв с полки пустую бутылку, поставил ее на стол перед Зайцевым.

— Что это? — спросил тот дрогнувшим голосом.

— У меня такое чувство, капитан, что на этой бутылке должны сохраниться отпечатки пальцев преступника.

— Где ты ее взял?