Адольф, видя, что от жены веет гиперборейской стужей, ставит стул поближе к ней. Каролина, которой приличия не позволяют встать и уйти, подбирает юбку, как бы желая показать, что между ней и Адольфом – пропасть. Некоторые женщины проделывают это с вызывающей дерзостью; однако жест их может иметь два разных значения: если бы речь шла о висте, мы бы сказали, что женщина делает либо приглашение, либо ренонс[593]. В данный момент Каролина делает ренонс.

– Что с тобой? – спрашивает Адольф.

– Хотите выпить воды с сахаром? – спрашивает Каролина, озаботившаяся вашим здоровьем и исполняющая (поневоле) роль служанки.

– С какой стати?

– У вас желудок плохо варит, вы, должно быть, очень мучаетесь. Может, добавить вам в стакан воды с сахаром каплю водки? Доктор говорил, что это превосходное средство…

– Что-то ты слишком тревожишься о моем желудке!

– Он в центре, он сообщается со всеми органами, он подействует на сердце, а потом того и гляди на язык.

Адольф встает и принимается молча расхаживать по комнате; он размышляет о том, что у жены его откуда-то взялось остроумие; день ото дня она становится все сильнее и все язвительнее; она так мастерски овладела искусством досаждать и перечить, что ее боевая мощь приводит Адольфу на память сражения Карла XII с русскими[594]. Между тем гримаса на лице Каролины его тревожит: кажется, она вот-вот лишится чувств.

– Вам дурно? – спрашивает Адольф, уступая голосу великодушия – того чувства, которое женщины всегда оборачивают себе на пользу.

– Конечно, если после обеда муж расхаживает перед тобой, как маятник, тошнота к горлу подступает. Но вы всегда так: вам не сидится на месте… Смешно, право… Все мужчины большие сумасброды…

Адольф садится у камина подальше от жены и погружается в размышления: ему представляется, что брак – степь, поросшая крапивой.

– Ты что же, дуешься?.. – осведомляется Каролина, понаблюдав четверть часа за мужней физиономией.

– Нет, исследую, – отвечает Адольф.

– Какой же у тебя скверный характер! – говорит она, пожав плечами. – Неужели это из-за того, что я сказала насчет твоего живота, талии и пищеварения? Ты разве не понимаешь, что я просто хотела тебе отомстить за твою киноварь? Если судить по тебе, мужчины кокетливы ничуть не меньше женщин… (Адольф безмолвствует.) Право, очень мило с вашей стороны – перенимать наши свойства… (Адольф молчит.) Я шучу, а ты злишься… (она смотрит на Адольфа), ты в самом деле злишься… А я вот не такая: не могу вынести мысли, что тебя хоть немного обидела! Между прочим, мужчина бы никогда не догадался, что твою грубость можно объяснить дурным пищеварением. Это не мой Додоф[595], это его животик так раздулся, что обрел дар речи… А я и не знала, что ты у меня чревовещатель…