– Бог мой! какое счастье – иметь такой загородный дом! – восклицает Каролина, прогуливаясь в прекрасных лесах, окружающих Марну и Виль-д’Авре. – Глаз радуется и душа поет!

Поскольку под рукой у Каролины нет никого, кроме Адольфа, она берется за Адольфа и тот вновь становится ее Адольфом. И вот она уже скачет, как козочка, вот она уже вновь становится той прелестной, простодушной, юной, очаровательной выпускницей пансиона, какой была когда-то!.. Волосы ее растрепались; шляпу она сняла и держит за ленты. Она помолодела, посвежела, порозовела. Глаза ее сияют, губы алеют призывно, и призыв этот кажется совсем новым.

– Так, значит, тебе, моя дорогая, хотелось бы жить за городом?.. – спрашивает Адольф, обнимая Каролину за талию, а Каролина упирается, чтобы показать свою гибкость.

– Неужели ты купишь мне такой же дом?.. Какой ты милый! Но только без глупостей!.. Воспользуйся удобным случаем, как Дешары.

– Радовать тебя, доставлять тебе удовольствие – вот случай, о котором мечтает твой Адольф.

Они одни и потому могут говорить друг другу нежности, шептать умильные словечки, не предназначенные для посторонних ушей.

– Значит, кто-то хочет порадовать свою девочку? – говорит Каролина, опуская голову на плечо Адольфу; тот целует ее в лоб, а сам думает: «Благодарение богу, я нашел к ней ключ!»

Аксиома

Когда муж и жена думают, что нашли друг к друг ключ, одному дьяволу известно, кто из них сумеет этим ключом воспользоваться.

Юная чета очаровательна, и толстуха госпожа Дешар позволяет себе высказать замечание, которое в устах этой суровой ханжи звучит весьма вольно:

– За городом все мужья становятся очень милы.

Господин Дешар извещает о подвернувшемся удобном случае. Продается дом в Виль-д’Авре, опять-таки практически даром. Между тем загородный дом – это особая болезнь, которой страдают только жители Парижа. Болезнь эта длится известное время, от нее есть известное лекарство. Адольф – муж, а не врач. Он покупает загородный дом и поселяется в нем вместе с Каролиной, вновь превратившейся в его Каролину, его Каролу, его белую козочку, его бесценное сокровище, его маленькую девочку и проч.

Тут с устрашающей быстротой начинают обнаруживаться тревожные симптомы:

За чашку молока, разбавленного водой, приходится платить двадцать пять сантимов, а за чашку обезвоженного, как выражаются химики, – пятьдесят.

Мясо в Париже дешевле, чем в Севре, а качеством не хуже.