‐ Можно вам ответить? – не выдержал Москалев. – Спасибо. Разве можно назвать

умирающим того, кто продолжает давать жизнь другим? На пустырях и в тайге строятся

такие сибирские горда, как Сталинск, Кемерово, Прокопьевск. Томск работает над тем, чтобы по мочь им родиться. У нас сорок тысяч вузовцев, пришедших с фабрик и из

колхозов. Они едут к нам, чтобы получить образование‚ и потом разносят во все уголки

Сибири свет новой жизни, который вдохнул в них Томск.

‐ Вы хорошо говорите‚ ‐ улыбнулся Эринбург, смотря на Москалева своим

неулыбчивым взглядом, ‐ Я верю, что во главе с таким энтузиастом Томску не так‐то

просто умереть. Но я говорю об исторической судьбе города. Одних людей революция

сделала несчастными других ‐ счастливыми: на то она и революция. Судьбу людей

разделили и города, одни из них выросли, Другие примолкли.

‐ Революция сделала несчастными эксплуататоров‚‐ уточнил Байков.‐ Это значит, не

«одних» и «других», а меньшинство и трудовое большинство.

‐ Я это знаю‚‐ сказал Эренбург.

‐ Я только хотел уточнить‚‐ с радушной улыбкой пояснил Байков.‐ А в «отмирающем»

Томске люди не думают отмирать, они решают те же задачи, что и все социалистическое

отечество.

Эренбург‚ склонившись коснулся рукой колена Байкова:

‐ Вы знаете, я заметил, что судьбу различных городов легко распознать на вокзале: достаточно поглядеть, какой хлеб едят местные жители. Там, где люди строят гиганты, хлеб светло‐серый и нежный. А у вас хлеб черный, мокрый и тяжелый.

Иван, взволновался:

‐ И все же мы стоим на своем. У нас в стране есть люди, отходящие в прошлое, есть