Прибежавший Никишка доложил - Марфа Ивановна приняла записку, ушла с ней, вернулась в сени и сказала, что ответ-де не замедлит. Архаров усмехнулся - вообразил, как Дунька, примчавшись в его спальню, весело приступит к амурным забавам.
Ближе к вечеру в кабинет заглянул Клашка. Господин Сумароков действительно, вернувшись домой, тут же подался прочь. Но дошел до ближайшего кабака - где и заседает, употребляя коричную водку и произнося странные речи про древних исконных князей. Народ, взбаламученный последними событиями, смотрит на него косо, но бить пока не собирается.
- И еще, ваша милость, в коридоре кавалер дожидается. Доложить о себе приказал.
- Кто таков?
- Не сказался, а говорит, по государственному делу.
Тут Клашка почему-то радостно улыбнулся.
- Проси.
Архаровец отворил дверь, и на порог шагнул нарядный кавалер.
Был он хорош собой, как куколка - в ярко-голубом кафтанчике, меж бортами коего виден был розовый камзол, вышитый маленькими цветочками, в голубых же штанах, в белейших чулках, в башмаках с модными пряжками - Архаров по этой части полностью доверял Никодимке и, взглянув на собственные ноги, всегда мог сказать, какие пряжки теперь носят - квадратные, овальные или прямоугольные.
Кроме того, кавалер был при шпаге. Однако, войдя в помещение, он не снял треуголки.
Треуголка была большой бедой не только Архарова, но и многих дворян, пудривших волосы. Жирная пудра пачкала ее поля неимоверно. Коли не было особой необходимости надевать треуголку на голову, ее носили подмышкой. Но уж в комнатах-то приличный человек ходит с непокрытой головой…
- Кто вы, сударь? - спросил Архаров.
Кавалер молчал, набычившись и пряча лицо в тени треуголки.
- Коли еще не решили, как представляться будете, то ступайте в коридор, а мне недосуг, - сказал Архаров, уже начиная сердиться. Он не любил таких непонятных явлений.
- А иным разом и я скажу, будто мне недосуг, - звонким голоском ответил наконец кавалер и быстро подошел к огромному, крытому красным сукном столу. - Скажи ему, монкьор, чтобы шел прочь…
Жест и поворот головы указывали на веселого Клашку. Тот, засмеявшись, выскочил за дверь.
- Дуня, ты, что ли? - спросил потрясенный Архаров. Обычно он очень заботился, чтобы соблюсти невозмутимость в сомнительных случаях, но тут не мог скрыть изумления.
- Я, сударь, - отвечала Дунька. - Только сделай милость, не трожь меня! Мы с Марфой насилу мне волосы убрали! Не дай Бог, свалится шляпа - одна я ее уж не надену!
Коса у Дуньки была знатная - длинная и тяжелая русая коса, на солнце - с бронзовым отливом, и не нашлось бы такого замшевого кошелька, в который ее целиком упрятать, как прячут многие господа. Тот, что висел сейчас у Дуньки на спине, вместил лишь часть волос, прочие каким-то манером были затолканы под треуголку. К тому же, она не стала загибать непременных буклей - как всякой женщине, ей было жаль подстригать волосы справа и слева до такой длины, чтобы хватило лишь на полтора оборота щипцов.