– Ваша милость! - издали крикнул с телеги Федька. - Мы раненого подобрали, но он совсем плох, не довезем. Я ему ногу перетянул, как господин Воробьев учил, да только поздно, поди!

Архаров вспомнил этого раненого, сунул Никодимке миску и встал.

– Ну-ка, где он?

Человек, подстреленный обер-полицмейстером, лежал в телеге рядом со связанным Елизарьевым. Федька же не восседал на облучке, а стоял и держал вожжи, как заправский ямщик. Макарка и Ушаков шли рядом с телегой.

Архаров подошел и посмотрел в лицо раненому.

– Кто таков, как звать? - спросил без надежды на ответ.

Пособник «черта» молчал. Хотя был в полном сознании.

– Елизарьев, ты отвечай - кто он таков, коли не хочешь со Шварцем спознаться, - приказал Архаров.

Но ответа не услышал.

– Ну, в подвале заговоришь. Молодцы, грузите этого черта на телегу.

Елизатьев заворочался - ему не хотелось лежать рядом с мертвым телом.

Архаров глядел на него и пытался высмотреть в лице те черты, которые говорили бы о наклонности к предательству.

Как ни странно, до сих пор он не имел дела с предателями.

В полку было не столь уж великое разнообразие пороков на лицах: иной был выпивохой, иной - буяном, иной - страстным и безнадежным игроком, не более. Понятие о чести имелось у всех. А в свете Архаров бывал редко и физиономии придворных интриганов не исследовал.

Затем, уже в Москве, он вглядывался в рожи мазов и шуров. Мало хорошего было в тех рожах, и тайные осведомители, которые сообщали важные сведения архаровцам, добродетелями не блистали. Легко было прочитать в выражении их образин немудреную хитрость: я-де сейчас полиции помогу, иным разом полиция меня побережет, поскольку я ей нужен. Это были мелкие игры, внутреннее дело полицейской конторы, и посторонних они не касались, тем более - государственных дел.

Стоя на сцене Оперного дома, Архаров видел лица дворян, уже почти изменивших государыне. Он при необходимости легко бы докопался, кем двигала обида, кем - возвышенные мысли о справедливости. Но все те люди обмануты были князем Гореловым, если не брать в расчет стоявшего за его спиной «черта». А что в подвигах маркиза Пугачева, кроме голштинского, был и французский след, Архаров-то знал, да только обманутые князем, честно уверовавшем в воскресшего императора Петра Федоровича, господа не знали.

Сейчас перед обер-полицмейстером было лицо истинного предателя. Он был посвящен во многие затеи мнимого Фалька и недаром чувствовал свою безнаказанность. Что сподвигло его на все сомнительные подвиги? И не с того ли началось, что после чумы он отказался возвращаться в полицейскую контору?