– У ваших милостей сор в волосиках, - сказал он, - перечесать бы заново.

– Чеши…

Глядя на Никодимку, Архаров подумал: надо бы еще как-то поблагодарить. Ведь додумался - открыл окошко, выстрелил.

– Эй, дармоед, тебя Марфа, что ли, стрелять выучила?

– Марфа, чтоб ее приподняло да шлепнуло… Она и не то еще умеет, она и из пушки стреляла!

Архаров догадался - это было в те времена, когда Каин, хвастаясь богатством, устраивал народные увеселения и баловал красивую подружку тем, что всюду выводил на главное место.

– Дай-ка бархатный кафтан, тот, вишневый.

Никодимка принес кафтан, и Архаров пошарил в карманах. Он помнил, что в этом наряде был у Волконского, усадили за карточный стол, он что-то даже выиграл, не выигрыш был незначительный, так и остался в кармане. Сказалась обычная архаровская брезгливость по отношению к деньгам, что достались неправедным путем. Пошарив, Архаров выгреб несколько монет.

– На твое счастье, - сказал он Никодимке и разжал кулак.

Счастье оказалось внушительным и странным - два золотых червонца и перстенек с неведомым камнем, вроде рубина, но цветом - как слабый клюквенный морс. Ну, значит, такова дармоедова удача.

– Да ваши милости!…

– Забирай и кончай с волосами возиться. Крикни там Сеньке, чтобы седлал Фетиду и Тучкову - Агата. Поедем в контору.

Архарову совершенно не хотелось слушать Никодимкины благодарности и пожелания. Сам он полагал, что главную награду выдал там, на берегу, явив свою благосклонность к окрошке.

А теперь он, освеженный и причесанный, хотел побыть один хоть четверть часа.

И ему это почти удалось.

Он пошел в спальню и сел на постель. Дунька по обычной кошачьей наглости спала на подушках. Он перевернул ее на спинку и растормошил, добиваясь, чтобы стала покусывать пальцы. Это его смешило.

– А почему, Дунька, все сегодня получилось? - спросил он котенка. - А потому, что они крысы, а мы с тобой - коты… Иначе, Дуня, и быть не могло. Всякая крыса знает, что однажды явится кот…

Он вспомнил мертвое лицо. Этот навеки неизвестный человек сделал все, что мог - все, что причитается соответственно ремеслу крысы. Ничего не боялся, человеческая жизнь в его глазах не стоила ни гроша, если интрига требовала. И чуть было не увенчалась его пакостная затея успехом.

Он вспомнил и мертвые руки с тонкими смуглыми пальцами, нечеловечески ловкими - что кундштюки с орехами проделывать, что шпажный эфес держать.

Это тело было словно нарочно создано для скорости и риска, оно исполняло любой приказ своего владельца - прыгнуть ли вверх на зависть коту, бежать ли быстрее коня, биться ли с лучшим фехтовальщиком.