Она уставилась на гостя и, как Агашка, ни слова не могла произнести.

– Здравствуй, Дуня, - сказал Архаров. - Садись, потолкуем.

– Здравствуй, Николай Петрович.

Она села в кресло «кабриолет» (дай Бог здоровья княгине Волконской, Архаров уже запомнил эти названия), указала на соседнее кресло. Получилось это у нее даже изящно, совершенно по-дамски, - как будто не она пять лет назад носилась по Зарядью босиком, помогая Марфе по хозяйству.

– Ты, я вижу, съезжать собралась. Ни к чему это, Дуня. Оставайся тут, живи, как привыкла. Дом и карету с лошадьми я тебе оплачивать буду, всю прислугу, как полагается, туалеты, стол…

– Николай Петрович, это ты что же, на содержание меня берешь? - тихо спросила Дунька.

– Да, Дуня. Будешь жить, как привыкла при господине Захарове. Может, даже еще лучше. Больше будешь выезжать, у себя принимать, учителей тебе найму - музыкального, танцевального, какие там еще полагаются.

– Фехтовального…

Архаров посмотрел на нее внимательно - нет, Дунька не шутила.

– Разве что вздумаешь в полк поступать.

Тут ему вдруг пришла в голову еще одна дамская забава.

– Можешь, коли угодно, в манеж ездить, брать уроки конной езды, по примеру государыни. У меня Агатка без дела на конюшне стоит, понравится - забирай. Стало быть, подумай, сколько тебе ежемесячно на дом требуется…

– Николай Петрович!

– Что, Дуня?

– Ни к чему это!

Архаров подождал - не будет ли объяснения странным словам. Но Дунька только вздохнула и отвернулась.

– Ежели я тебя, Дуня, когда обидел, то прости, вперед буду умнее, - на всякий случай сказал он.

Она ответила не сразу.

– А что ж ты, Николай Петрович, не спросишь - мил ли ты мне?

Это было и вовсе неожиданно - после того, как Дунька сама прибегала на Пречистенку, никто ее не гнал туда силком и денег ей за это не платил!