– Может, одумаешься? - миролюбиво спросил Архаров. - Я тебя не неволю, не тороплю, подумай, с Марфой потолкуй.

Она вздохнула и наконец-то посмотрела ему в глаза.

И стало ясно, что время безнадежно упущено.

Надо было хватать Дуньку в охапку еще тогда, в Лефортове, когда она выскочила на сцену, размахивая дрянной дешевой шпажонкой, чтобы защитить от бунтовщиков московского обер-полицмейстера. Хватать - там, в запущенном парке, в каком-нибудь неподстриженном боскете, превратившемся в зеленую лиственную пещеру, ведь ждала же она этого, желала же она этого, не отпускать ее более в захаровские владения на Ильинке, пропади пропадом все платья и побрякушки - новых накупить!

И не забивать себе дурную башку всякой ахинеей… Матвей бы даже выразился так: безнадежной ахинеей.

– Николай Петрович, - сказала Дунька, - устала я тебя дожидаться. А знаешь, что бывает, когда дожидаться устаешь? Тогда, сударь мой, идешь ты в Божий храм да и просишь: Господи, пошли мне хоть что, все приму и тут же исполню, лишь бы… лишь бы не прежнее… И Господь посылает! Главное - не струсить и принять. Так-то, Николай Петрович. Это как ежели бы кто тонул, Богу молился, а ему руку протянули. Не станешь допрашиваться, чья рука да откуда родом. Божья! Вот и хватаешься.

– И чья же такая рука подвернулась? - уже начиная сердиться, спросил Архаров.

– Моя, - уверенно отвечал мужской голос.

Из соседней комнаты вышел Алехан.

– Прости, Архаров, что девку у тебя забираю. Девка - золото. Я возвращаюсь в столицу и ее с собой увожу.

– Ну, Дуня… - совершенно ошалев от такого поворота дел, прошептал Архаров.

– Не на блуд беру, не бойся. У нас иное - так… Фаншета?

Давненько Архаров и не слыхал, и не произносил этого имени. Как-то без него обходился.

Имена несомненно влияют на судьбу и на нрав человека, а чем Архаров неоднократно убеждался. Дунькино крещальное имя «Евдокия» означало «благоволение», и точно - Дунька к Архарову благоволила. Но что могло означать имя «Фаншета»?

Не было такого имени в православном именослове, а было оно разве что в комедиях, переведенных с французского и доморощенных. И означало лишь то, что носящая его ходит в маске. Дабы собственное имя не истрепать…

– Так, Алексей Григорьевич, - сказала Дунька, подходя к Алехану - словно бы под его защиту.

Архаров глядел и глазам не верил. У его своенравной мартонки и у государственного мужа лица сделались одинаковы. Он знал, когда бывает такое - когда решено поделить по-братски нечто, чего руками не потрогать, завтрашнюю опасность ли, бой ли, смерть ли.

– Будь она со мной год назад - многих бед удалось бы избечь, - продолжал Алехан. - Одна такая Фаншета целую эскадру российского флота с избытком заменила бы, коли бы ее к нашей авантурьере вовремя подослать. И до правды бы докопалась, и вывезли бы, может, ту блядь без лишнего шума. Но и теперь ей дело найдется. Так что прощайся с Фаншетой, Архаров. Теперь уж не ты, а я о ней позабочусь. Передам ее в хорошие руки. Грех такую девку в Москве держать для одной лишь амурной надобности.