— Плохо рыбачишь, — с усталым безразличием делает замечание Носач и, отодвинув, как предмет, штурмана в сторону, нависает над фишлупой.

Штурман молчит, только красивое лицо его принимает обиженное выражение да легкая ухмылка касается губ: де, мол, сам-то как рыбачишь, молчал бы уж! Но ухмылка эта мгновенно улетучивается, если Носач поднимает глаза, и вся фигура Гены изъявляет готовность незамедлительно выполнить любое приказание капитана.

Все затихают, когда в рубке появляется хозяин. Фомич, случайно выглянувший из своей каморки, поспешно скрывается. Володя Днепровский почти на цыпочках уходит от штурвала, где он развлекал меня байками, к пульту управления лебедками и оттуда осторожно наблюдает за капитаном. Бесшумно скользит по рубке штурман Гена, показывая начальству, что он занят делом, а не просто торчит здесь, и то заглядывает зачем-то в локатор, то исчезнет в штурманской, то на всякий случай проверяет курс по компасу и строго округляет глаза на меня, если я отклонился на полградуса. Я же замираю у штурвала, стараясь как можно точнее держать курс, — в моей памяти хорошо сохранилось, как в начале рейса капитан попер меня от руля.

Носач смолит сигарету за сигаретой, прикуривая одну от другой, роняет пепел. Под ним всегда серый натоптанный круг, этот пепел наутро будет убирать Мишель де Бре, каждый раз повторяя знакомую фразу: «Корабли революции должны быть чистыми», но откуда она—я никак не могу вспомнить.

Хмурым взглядом Носач неотрывно смотрит в фишлупу, следит за росчерками самописца и курит, курит...

На судне по-ночному тихо, сонно, только под ногами бессменно работают двигатели, отчего палуба постоянно мелко вздрагивает. На ярко освещенной прожекторами корме, недавно еще безлюдной, работают добытчики. Они уже прознали, что капитан в рубке. Как это им стало известно, не знаю, но уже старательно чинят запасной трал. Деловито суетится Зайкин, негромко подгоняя матросов и частенько бросая взгляды на широкое заднее окно рубки, где маячит Володя Днепровский. Он-то, видимо, и подал знак добытчикам.

За кормой у нас, где-то в глубине океана, болтается пустой трал. Несколько часов тащим его, вахта за вахтой, не поднимая на борт, — показаний на фишлупе нет.

Мы в пролове, как в затяжной болезни.

Медленно тянутся ночные часы, и гнетущее ожидание придавило судно. Все ждут, что предпримет капитан.

—    Вытаскиваем! — хрипло роняет Носач.

Штурман Гена кидается к заднему окну рубки, хватает «спикер» и вздрагивающим от возбуждения голосом объявляет:

—    Поднять трал!

На корме забегали добытчики.