И пока тянется время до выхода трала из воды, все, кто на вахте, напряженно ждут. А вдруг! Мало ли что фишлупа не показывает! Этой технике не очень-то доверяй! Раньше вообще без нее рыбачили. Авось и заловим!

Но трал пуст.

Только в кутке на самом донышке что-то шевелится. Полтонны, от силы — тонна. Сор какой-то попал — каждой рыбешки по штуке.

Носач брезгливо наблюдает, как этот жалкий улов выливают в чан.

Добытчики быстренько справились со своим делом и ожидающе уставились на «голубятню», ждут команды. Штурман Гена спрашивающе глядит на капитана, но тот тяжело поднимается с откидного стульчика возле пульта управления лебедками и шаркающей походкой идет к трапу.

Подкосил его этот пролов, эти бессонные ночи. Как-то сразу постарел он, и усталость, накопленная годами в море, придавила плечи, ссутулила. Я вдруг вспоминаю, каким орлом впервые увидел его. Пожалуй, при первом знакомстве больше всего привлекают его глаза. Серо-голубые, испытующе-внимательные и доверчивые одновременно. Лицо обветренное, как и положено морскому волку, за двадцать с лишним лет избороздившему вдоль и поперек Балтику, а потом и Атлантический океан от Гренландии до Кейптауна с севера на юг и от Африки до Америки с востока на запад, не раз побывавшему и в Тихом океане. На высоком лбу прорублены глубокие, как шрамы, морщины. В первый день, когда я пришел к нему домой, на спинку стула была накинута черная капитанская тужурка с золотыми нашивками на рукавах, с красивым знаком капитана дальнего плавания и с медалью Героя Социалистического Труда на груди. Если бы не эти атрибуты, я ни за что бы не сказал, что передо мной прославленный капитан, ас-промысловик, покоритель многих рыбных районов Атлантики. Он сидел на диване в расстегнутой рубашке, в шлепанцах, поджав одну ногу под себя, курил, прямо и внимательно глядел на меня. И не было в его лице ничего сурового. А когда я шел к нему, то ожидал встретить этакого морского бродягу, чуть ли не с черной повязкой на глазу и с короткой трубкой в железно стиснутых зубах. Тут уж действовала экзотика, тот стереотип, что вбил я себе с детства. И улыбка у него обаятельная, иначе не скажешь. Когда Носач не занят капитанскими обязанностями или когда на берегу — он совсем другой человек. Сейчас же, за эти полмесяца безуспешного поиска рыбы, улыбка совсем исчезла.

Штурман Гена с молчаливым вопросом глядит в сутулую спину капитана, но узнать, что делать дальше, не решается. Уже отчаяние появляется в его глазах, когда Носач, не оборачиваясь и почти спустившись по трапу из рубки, хрипло кидает: