Митюхин тараторил про высоченные заросли лопухов, скрывавших с головой человека, про странных существ, только им замеченных на одной из возвышенных кошек, про горбатый нос кита, который подплыл едва ли не к самой шлюпке, а самое главное — про девушек.

Три гиляцких поселения, оказавшихся в этот день на пути русских моряков, были немедленно оставлены своими жителями. Едва завидев приближающиеся гребные суда, они все три раза бросали свои занятия и толпой уходили куда-то в сторону гор. Однако в последнем селении почему-то задержались несколько девушек. Они дождались моряков, подарили им связанную в пучки сушеную рыбу, а затем танцевали для них в своих одеждах из рыбьих шкур.

— Как русалки, что ли? — волновались не ходившие на берег матросы, впервые, наверное, за все плавание проявляя интерес к тому, о чем говорит балабол Митюхин. — Зачем танцевали? Что за одежды такие?

Они наперебой расспрашивали крайне довольного всеобщим вниманием Митюхина, а тот с радостью и не без важности отвечал — и про танцы, и про одежду из рыбьих шкур, и про то, сколько под нею было видно. После многомесячного проживания на тесном корабле в сугубо мужской компании вопросы эти тревожили моряков помимо их воли, и даже кое-кто из офицеров прислушивался к разговору. Подпоручик Попов, составивший себе определенную славу в экипаже своими похождениями во время стоянок в Портсмуте и на Сандвичевых островах, не смог удержаться и подошел к матросам совсем близко. Ему тоже хотелось узнать насчет танцев.

— А рыба, они сказали, магерма называется, — продолжал тем временем Митюхин. — На солнце, видать, ее сушат.

— Катись ты со своей магермой, — прервал его кто-то из матросов. — Про девок давай. Чего они там?

— Ну, как чего? Девки вроде бы ладные. Природа-мать не обидела. Темные только слегка, но ежели на темноту не глядеть, оно — и слава Богу. В Рио-Жанейре и не таких смуглых видали. А так — да, все при них. И главное дело — стеснения вот этого нашего не имеют. У нас-то она не сразу чего покажет, а тут прямо — на тебе. Будто оно так и надо. Видать, не образовала их еще культура женскую свою суть от мужика прятать.

Врал Митюхин или говорил правду — это оставалось на его совести, но матросы, а вместе с ними и незаметно подошедший подпоручик Попов были со всей очевидностью взволнованы его рассказом.

Командир «Байкала» подозвал к себе юнкера Ухтомского, который тоже провел этот день на побережье.

— Через пять минут жду вас у себя в каюте.

— Мне бы переодеться, Геннадий Иванович.

— Тогда через пять с половиной.

От князя Невельской хотел без свидетелей узнать о том, что не имело касательства ни к производству описи, ни к навигационным вопросам. После раскрытия своего инкогнито в Петропавловске тот мог теперь, не таясь по крайней мере от командира, заниматься тем видом деятельности, что проходил по ведомству господина Семенова.