– А что вы здесь, ваше сиятельство? – осторожно осведомился он, меняя тему беседы. – Я слышал, вы стоите в Праводах. Хотел заехать, но маршруты все в другие стороны уводили. Говорят, вы славно там визиря по носу пощелкали.
Мадатов ухмыльнулся, польщенный.
– Да, Новицкий,
Об этих подвигах генерала Новицкий еще не успел узнать, но покивал утвердительно, знал, как по-мальчишески самолюбив бывает Мадатов.
– Две взял, третью отстоял. Ну, думаю, и хватит с меня, пора к гусарам проситься. Тем более, у меня Купреянов – превосходнейший генерал. Я же не Паскевич, Новицкий, я соперников не боюсь. Павел Яковлевич гарнизоном может командовать не хуже меня. И план у него уже разработан – как весны дождаться и Праводы не упустить. Я и приехал с докладом. А тут – точно меня и ждали. Как мышь за кусочком сыра полез.
Он хлопнул тяжелой ладонью по бумажным листам, лежавшим перед ним на столе.
– Что же случилось? – встревожился и вытянул шею Новицкий.
Мадатов повернулся к нему совершенно и растерянно развел руки.
– Ты понимаешь, меня здесь словно бы поджидали. Захожу к Роту, а там сидит этот… наш с тобой знакомец по Петербургу да по Тифлису. С кем мы пулями переведывались.
– Бранский?
– Ну да, он самый. Я уже имя его забыл. Ко мне в Праводы ехать он побоялся. И подвел дело так, чтобы командир корпуса меня сюда вызвал. А тут я сам и прислал доклад о зимовке. Приезжайте, отвечают, ваше сиятельство, поговорим, обсудим. И, бах, кляузы мне эти под нос.
Он сильно припечатал бумаги мощной ладонью так, что подпрыгнула чернильница, едва не свалившись за край стола.
Новицкий был совершенно обескуражен.
– Да что же за кляузы, ваше сиятельство? Откуда и на кого?
– Да на меня же! Из Карабаха! Ты понимаешь, Новицкий, они по Шуше с барабанами шли, призывали жителей писать жалобы на меня. На меня! Который… Ар-х…
Он остановился, словно бы поперхнувшись, и вдруг страшно, отчаянно закашлялся, будто бы собирался вывернуться весь наизнанку. Быстро поднялся и стал лицом к стене, упираясь лбом в черные бревна сруба. Новицкий и адъютант тоже вскочили с места, готовясь кинуться князю на помощь. Но тот, не оборачиваясь, погрозил им мощным кулаком, густо поросшим черным волосом. Постепенно спазмы утихли, Мадатов достал из кармана шинели несвежую тряпицу, сплюнул в нее, посмотрел на мокроту, мрачно завернул тряпицу, обтер губы и сунул обратно.