– Я проверю нашего мальчонку, хотя Эмма здорово привязала его к себе своими харчами. И газету принесу. Посмотрим, что нас сегодня ждет. А потом нам надо успеть на поезд.
При упоминании о газете в животе у нее снова затянулся тугой узел, а кожу на лице стало саднить. Они ждали статей, о которых их предупредил мистер Хьюго, но пока в газетах ничего такого не появлялось.
– Харчами? – переспросила она.
– Едой, моя изысканная английская жена.
Ей нравилось, как он называл ее
– Ноубл?
– Да, голубка?
– Я правда люблю вас, – поспешно призналась она.
– Вам не нужно говорить мне об этом, – тихо произнес он. – Я сказал вам… вы ничего мне не должны.
– Вы не понимаете, что сделали для меня, Роберт Лерой Паркер.
Он помотал головой, отказываясь от этого имени, как делал всякий раз, когда она так его называла, – как будто все казалось ему неправильным и каждое имя, которое она на него примеряла, было плохо подогнанным пиджаком, тянувшим в плечах и ограничивавшим свободу движений.
– Нет, не качайте головой, – потребовала она.
Он тут же прекратил.
– Посмотрите на меня, прошу.
Он взглянул на нее. Глаза его сверкали так ярко, что она поняла: он изо всех сил борется со своими чувствами.
– Вы дали мне то, чего у меня никогда прежде не было.
Он понурился.
– Вы любите меня. Не знаю почему. Не понимаю, отчего мне так повезло.
Он снова поморщился, и тогда она приблизилась к нему, обхватила его лицо руками: