– Огастес доказал мне – и продолжает доказывать каждый день, – что то, кем мы являемся, мало связано с обстоятельствами нашего рождения. Я не устаю этому удивляться. А еще есть вы.

– А еще есть я.

– Я давно перестала отделять грусть от радости и боль от счастья. Это невозможно, ведь они слишком часто идут рука об руку. И в этом нет никакого смысла. В моей любви к сыну нет ровным счетом никакого смысла. Я полюбила его еще до того, как взяла на руки, несмотря на…

– Несмотря на, – кивнул он, не давая ей сказать то, что и так уже знал.

– А значит, любовь не всегда имеет смысл.

– Не всегда.

– Кто-то сразу свой.

– Кто-то сразу свой, – с нежностью глядя на нее, повторил он.

– Вы так заботитесь о нас, что я даже не знаю, чем себя занять.

– Я всегда умел заботиться о людях. Вот только заботился не о тех. А тех, кому был по-настоящему нужен, огорчал. Я вас недостоин, – прошептал он. – Я это знаю. Но я так вас люблю… что мне неважно, отвечаете ли вы мне тем же самым.

Она была так ошарашена, что не сразу поняла, как ему ответить, но он уже оделся, ушел в ванную и закрыл за собой дверь.

Когда он снова открыл дверь, она ждала на пороге.

Она шагнула к нему, обхватила за пояс, прижалась губами к груди.

– Но я отвечаю вам тем же, – сказала она, старательно выговаривая каждое слово, чтобы он точно ее услышал. А потом обогнула его и скользнула в ванную, тем самым положив конец разговору.

* * *

Ноубл сбрил бороду, но оставил усы. Джейн сказала, что он помолодел на десять лет, Сандэнс взглянул на него с презрением, а Ван тут же отправился наверх и тоже избавился от бороды. Ван хотел выглядеть, как Бутч. Ноубла это сводило с ума, но Огастес в точности понимал, каково Вану.

– Мы едем поездом в Юту, – сказал Сандэнс. – Сегодня. В Юту. Где тебя по-прежнему ищут, живым или мертвым, за вооруженные ограбления. А ты избавился от единственного прикрытия, которое у тебя было. Почему?

– Мне она не нравилась. Никогда не нравилась, – отвечал Ноубл. Глаза у него блестели.

Джейн побагровела от смущения. Она напудрилась, нарумянилась, накрасилась, как перед выступлением, хотя они собирались на Центральный вокзал. Там они сядут на поезд до Солт-Лейк-Сити.

Он был так взбудоражен, что не мог есть. Точнее, не мог съесть столько, сколько обычно. Ему не хотелось расстраивать Эмму – та приготовила все его любимые блюда.