Потом я постаралась полностью смыть краску с волос. Вытершись и одевшись, я осмотрела дом и прихватила из гаража канистру с бензином.

Закончила я обход в комнате Келвина, бросив на кровать рядом с ним те вещи, от которых нужно было избавиться, и те, которые помогут его сжечь. Было так много крови, что стало ясно – растопки не хватит. Я распахнула дверцы его шкафа, ожидая найти там одежду, но ничего подобного не увидела. Вздрогнув, я вскрикнула и чуть не упала навзничь. Включились три индикатора движения, каждый осветил прибитую к подставке голову. Но это не были головы животных. На лицах застыл страх, который женщины испытали перед своим последним мгновением.

Под головами были маленькие деревянные таблички с вырезанными на них именами – «Кристина», «Кайла», «Эмбер».

Я на мгновение закрыла глаза.

«Ты был еще безумнее, чем я думала».

Я покачала головой, заметив на стене еще две таблички. Над ними не было никаких подставок, только белая стена, чистый холст для его мерзкого искусства. На табличках значились имена «Бриана» и «Грейс».

Захлопнув дверцы шкафа, я повернулась к безжизненному телу Келвина.

– Лжец, лжец, тебе конец, – гневно прошипела я, поливая его бензином.

Я израсходовала всю канистру, чтобы он наверняка сгорел дотла. Одно чирканье спичкой – и его охватило пламя.

Выйдя на улицу, я переложила свои вещи в грузовик Келвина. Потом посмотрела на лес, решая, стоит ли поискать пропавшую девушку. Жива ли она вообще? Стоит ли так рисковать?

Надев солнцезащитные очки от Шанель, я направилась к пасеке со своим новым ножом в руке.

Лошади заржали, утки закрякали, когда я проходила мимо. Сухая трава хрустела под моими теннисными туфлями. Ближе к пасеке я услышала низкое жужжание пчел.

Я вошла в лес, раздвигая ветки, перешагивая через поваленные деревья. Как и говорил Келвин, ярдах в сорока за пасекой стоял небольшой деревянный сарай. Умирая, он наконец сказал правду.

Окна были заколочены, на входной двери висел большой замок.

Вытащив из волос заколку, я принялась трудиться над замком.

– Эй, – раздался голос в сарае.

Я не ответила.

Замок щелкнул, я распахнула дверь, и свет залил темную комнатушку, озарив женщину, которую я видела на полицейской фотографии. Она больше не выглядела такой сияющей – с тусклой кожей, сухой и грязной, с сальными волосами, собранными в низкий конский хвост. Ее запястья были скручены веревкой, одна нога привязана к столбу так, что пленнице оставалось около четырех футов свободного пространства.

Она посмотрела на меня, и ее лицо скривилось, по нему потекли слезы. Казалось, она смеется и плачет одновременно.