За кабинетом Андрея Николаевича (отца К. Сомова. – А. К.) находилась комната К. А., метров двадцати, с двумя окнами, выходившими во двор <…> Эта комната, сначала скромно обставленная, постепенно заполнялась отдельными первоклассными вещами. Появился наборный столик бобиком[1000], небольшой уютный диван красного дерева с голубой шелковой обивкой и подушками, красивые портьеры, восьмиугольный столик восемнадцатого века. Страсть к собирательству уже тогда владела К. А. – началось увлечение фарфором. <…> Кроме этой комнаты, в том же доме над четвертым этажом была мастерская, построенная дедушкой специально для дяди (К. Сомова. – А. К.). Она имела, как полагается, большое окно с полуверхним светом, который можно было регулировать, и окна во двор, на север. <…> Из-за отсутствия воды и почти полной невозможности отопить мастерскую в холодное время, Константин Андреевич вскоре перестал ею пользоваться и стал работать в своей комнате»[1001].

Мастерская Константина Маковского (Адмиралтейская набережная, 12; дом маркиза Паулуччи) была известна всему Петербургу.

«Отец любил пользоваться мною как моделью, – вспоминает сын художника Сергей Маковский, – и это позволяло мне обозревать его мастерскую в том же доме, на Адмиралтейской набережной, где мы жили с 1883 года, но двумя этажами выше, – к ней надо было подниматься по черной лестнице через кухню. <…> Посреди мастерской на мольберте – холст аршин трех в высоту; рядом передвижная лесенка с площадкой для работы над верхом картины; на холсте, протертом кое-где жидким тоном, лишь намечены контуры фигур. <…> Как восхищала меня эта очень высокая и просторная мастерская с огромным окном налево от входной двери, пахнувшая скипидаром, вся заставленная старинной мебелью: шкапы, витрины, столики с плоскими ящиками для красок; баулы, ларцы из слоновой кости, кованые рундуки, букеты кистей в китайских вазах, набитые паклей манекены, и на стенах, до самого потолка, картины, гипсовые слепки, оружие. В глубине – арка в соседнюю темноватую комнату, тоже занятую всякими редкостями; оттуда несся многоголосый канареечный щебет… <…> Сколько я не знал художников, никто не работал непринужденнее, с такой непосредственностью, словно и задумываться не о чем, словно сами собой смешиваются на палитре краски, и кисти по холсту порхают, оставляя мазки как раз там, где надо»[1002].

Однако большинство художников (как и литераторов) ютилось по квартирам, чердакам и углам доходных домов.

Герой повести Гоголя «Портрет», молодой художник Чартков, снимает угол на последнем этаже доходного дома на 15‐й линии Васильевского острова. «С трудом и с отдышкой взобрался он по лестнице… <…> …Вошел… в свою студию, квадратную комнату, большую, но низенькую, с мерзнувшими окнами, уставленную всяким художеским хламом: кусками гипсовых рук, рамками, обтянутыми холстом, эскизами, начатыми и брошенными, драпировкой, развешанной по стульям»[1003].