Роскошные волосы. Реклама. Журнал «Нива», 1900-е годы

Он впервые обратил внимание на рекламу в периодике и на плакатах, описал парикмахерскую. Не забыл упомянуть в книге и своего первого портного[1509]. Еще в 1914 году, в очерке «Вчера – завтра», Горный писал о роли одежды в жизни человека: «Одежда – властна над нами. Облик, что видим в зеркале, это мы сами, сложенные годами черточка за черточкой – словно художник клал мазок за мазком. Сложился тот или иной тон, запах, habitus (вид. – А. К.) одежды, манеры, складок… Сложился тон человека. Его певучая, индивидуальная нота, аккорд с особой неповторимой комбинацией диезов и бемолей. Наслоение одежд не просто. Складки одежд, их скульптурные выпуклости и впадины – повторение нашего внутреннего подмалевка, набросанного в глине остова. И платье – наш свидетель, наш спутник, наш друг. На нем оседает груз проходящих дней, между волокон застревают, пропитывая ткань, шумы, шорохи, запахи, вздохи – ушедших дней. Платье – старый календарь с собранными и неоторванными листочками»[1510].

Значительное место в книге отведено вывескам (их описание, но не столь подробное, встречается в мемуарах художников Бенуа и Добужинского) и витринам, еде и товарам.

Свое первое возвращение в Петербург Горный начинает именно с заметок о вывесках. В 1922 году в очерке «Вывески (По русской улице)», который он посвятил Мстиславу Добужинскому, автор писал:

«Вывески были странные – порой полукруглой, выпуклой формы, словно щиты древних римлян. И доходили они до земли, до тротуара. <…> Вывески – это театр, это музей улицы. Теперь пришли большие золотые буквы и скупые, но дорогие, узкие строки металла: „Концерны, тресты, банки“. А раньше улица была уютней, наивней, добрее и проще. <…> И, гуляя по квадратам панелей, по каменистым, щербатым тротуарам с отбитыми углышками плит – вы ходили по музею, средь видений и радости, средь творимой мечты».

Живописец уличных вывесок (Евтихий Зотов с Малой Гулярной, 6) «показывал, что шуток на улице нет, что все полно сгущенными, отяжелевшими, осевшими по вывескам символами жизни. Символ бороды. Символ бритья. Задолго до символистов и броских споров эстетов и снобов сделал он, Зотов с Гулярной, всю Боровую, Ямскую и Разъезжую сплошным музеем непризнанных, поруганных символов.

Живописцы вывесок любили жизнь. <…> Только мы, зачарованные путники, ходим меж символов, ходим по русской, простой улице, по Боровой и Казачьей, и думаем, что это простые будни, трактиры и булочные, молочные и курятные. И не знаем, что это затихший, завороженный город. Две стены с Ван Гогами и Сезаннами с Гулярной и Ямской».