Светлый фон

— Ну, ваше здоровье, мужики! — чокнулся своей рюмкой с друзьями, Семён.

— И твоё — чтоб крепчало. — выпив, стукнул рюмкой об стол Федя. — Дальше куда податься думаешь?

— Так-то к Парату, в охрану. Там завсегда есть вакансии. Эти твари, гбырьё, из леса прут, как заговорённые.

— Это — да, согласен. — кивнул Ваня.

— Это… ещё раз спасибо тебе, Федь… — собираясь, глянул в глаза Фёдору Семён. — Я ещё чего хотел сказать-то: крестился я. Пока вот не оклемался, по храму помогаю. По делу-то, надо к Парату идти, а по сердцу — в Церкви бы и остался.

— Тогда чего ж в храме-то не встречались? — спросил Фёдор.

— Дак вы ж ведь теперь по заброшке всё больше лазите. А я первую половину в храме — вот и не встречаемся. А к слову, мужики. Люди-то разное про вас говорят, а мне вот вы скажите — правда, что вы Христа видели?

— Не знаем, Семён, уж кто это. Но было дело. И то мельком — в стороне озера ходил. Огромная такая фигура, над лесом аж видать. Росту в нём получается, километра два. Вот сам и думай. А вообще вот что: Илюшка, ну — ка притащи сюда мой фотик — пусть сам поглядит.

Глянув на размытую, не особо чёткие снимки, Семён, привалившись к стене, перекрестился.

— Ну всё, мужики. Теперь точно конец нам всем.

* * *

А в тот день, после того, как изувеченного дважды Семёна — ведь бывает же так! — увезли на «буханке» в Село, снова собрались мужики под тентом у вырубки. Увиденное здорово потрясло селян — настроение как-то само собой пришло в серьёзное состояние, скабрезные смешки и шуточки умолкли. Ларчик, как оказалось, открывался просто: на стол легла карта, ручка и листы бумаги. Сверяясь с картой, нанесли на бумагу план доступных окрестностей — схематично: селения, реки, мосты, дороги, болота, про которые помнили. Ограничились местами, про которые имели понимание — дальше уже не полезли, у всего есть разумные пределы. Главное — начать с того, что доступно, а там будет видно. По итогам обсуждения зоны предполагаемых действий устроили общий мозговой штурм — кто и что помнит и где и какая техника должна находиться. И тут открылось многое — мужики наперебой заполняли лист, вспоминая что и где видели, ещё до того, как началось. Список вёл Волчок, и за пару часов обсуждения, утонувших в сигаретном дыму, он и в первом приближении оказался внушительным. Неудивительно — в дровяных в основном местные мужики. У одного там брат, у другого кум, у третьего тётка — все по разным деревням, сёлам. Кто-то что-то видел, а другой — слышал; с миру по нитке набралось столько информации, что и непосвящённому было понятно — за пять дней такой объём техники не осилить, не перетащить на Село, даже если и предположить, что вся она в абсолютно исправном состоянии. А зная ситуацию в районе последние годы, когда колхозы уже стали забываться, а нового сельского хозяйства так и не народилось — это было весьма, весьма спорно. И если за оставшимися тракторами и грузовиками люди по старой, советской памяти ещё следили, то специфическое сельхоз оборудование — прицепное, навесное и всякое другое который год ржавело и покрывалось плесенью под открытым небом на задворках. Нет полевых работ, и не будет — кому оно нужно? Для того, чтобы убедиться в этом, ходить далеко не нужно — в ста метрах от Фединого дома, на задворке, который год давала прибежище грызунам, змеям и прочей фауне гора металлолома, оставшегося в наследство от разорившегося фермерского хозяйства, возглавляемая массивной тушей некогда бывшего звездою местной МТС комбайна «Колос». Ещё до того, как Началось, ушлые нерусские эмиссары местной чермет-мафии с завидным постоянством и присущей этому роду деятелей напористостью обивали пороги спившегося от разора и безысхода фермера, прося и требуя продать эти скорбные останки на металл, но тот был неумолим — после разорения, видимо, мужику всё до фонаря стало, и жизнь сама, и деньги…