Через пару километров совсем отудобило, а там и вообще отличный грейдер начался. Дело пошло, и уже скоро колонна вошла в Ляхово.

Деревней населённый пункт назвать было уже сложно. Скорее хутор, а по другому и не скажешь. Была когда-то деревня, да вышла вся. Раньше, говорят, было дворов тридцать, а осталось — три. И то благодаря местным фермерам — не было бы их, так и осталась бы деревня только на карте. Зато добра, за которым и ехали сюда, оказалось в достатке. Фермер, видимо, был щепетильным мужиком: на полянке, чуть в стороне выстроилась в аккуратном порядке техника. Три ярких, словно зрелые апельсины, гусеничных ДТ-75, два полноприводника МТЗ-102, почти новые, блестящие! Старенький, но ухоженный «петушок» — ЮМЗ, с ковшом и бульдозерным отвалом, а рядом с ним — малютка Т-25, который во времена Федькиной молодости называли «бобиком». Только вот между техники бродили нехорошие фигуры — ходуны. На звук работающих моторов нелюдь стала стекаться и со стороны домов, и Политыч дал указивку отстреливать их из окон и люков. Стволов было штук семь — остальные с холодным; и вот загрохотали выстрелы. В сторону техники Политыч стрелять запретил — кто знает, что за стрелки собрались? Отстреляли сперва тех, что шли с деревни. Потом спешились, и разобравшись по пятёркам пошли по домам. Там тоже копошились, не без этого. Брали в топоры. Денис, тот парень, который за Семёном шухер день назад поднял, оказался парень головастый — прихватил с Села вилы. Укоротил чуток ручку и входя в дом, где обжился кто из ходунов, накалывал и притыкал к стене, а уж мужики, что были с ним, изрубали мертвяка. Глядя на него, и другие, пошарив по дворам, нашли ещё несколько штук, и дело пошло. Но вот что было странным, подумал Фёдор. Деревенька — три дома, а ходунов — уже штук двенадцать — пятнадцать покрошили. А всё идут. Откуда ж столько? Чуток погодя, присмотревшись, он прозрел: это ж вьетнамцы! Видать, работали у фермера, ну и… А что ж им тут делать-то в таком количестве? А тут кто-то и вскрыл суть: с улицы гаркнули, мол, Дима, глянь на ферме! Вон оно что! Рабская ячейка вскрылась, получается! А что: далековато уже от мест обжитых будет. Без вездехода да бениной мамы так просто и не сунешься — какие уж тут инспекции! Да: век живи, век учись — и дураком помрёшь. Нет, не оскудеет русская земля на хитрожопые таланты.

Барак, где жили гастарбайтеры издалека, рядом с фермой и находился. Видать, не гостеприимна оказалась русская земля для вьетнамцев — все омертвячились, а вот до фермы добраться не смогли — дверь была предусмотрительно заперта на замок. Ключей, понятно, искать не стали — вскрыли ломом, и войдя, перекрестились. Из стойл на мужиков поднимались грустные, несчастные глаза четырёх оставшихся от всего стада, коров. Каким уж непонятным образом удалось им сорваться с привязи — то ли вязали худо, то ли забыли… Но в отличии от своих смердящих и разлагающихся вовсю товарок, эти исхудавшие бедняги, будучи свободными, могли хоть как-то питаться сеном, тюками набитым в дальней половине коровника. Как и что пила несчастная скотина всё это время остаётся под вопросом, но что-то пила раз живая осталась же! Бедные измученные твари, ошалевшие от голода, холода и страшного миазма, идущего от разлагающихся в изобилии туш, с рёвом ломанулись через служебную дверь обдирая бока. Мужики, открывшие дверь, ломанулись обратно на воздух, а изнутри пахнуло ужасающим смрадом. Папа, нацепив противогаз, всё же вошёл внутрь удостовериться — он — то и сообщил группе о том, что творится внутри. На дух разложения потянулись ещё не выбитые ходуны. Тоже получается — чуют ведь падаль как-то! Как? Неясно, но чуют. Это оказалось весьма полезным — вместо того, чтобы рискуя, выискивать их по округе, быстро порубали их скопом. Стащили крючьями в кучу, накидали дров — прямо из поленниц, полили бензином — заполыхало.