— С Ичкерии правильно гаварыт, отэц! — поправил громила.

— Да ты не бойся — военный он. Сам тебе всё расскажет по дороге — волосы дыбом встанут, как послушаешь. Бери к себе его.

— Спасыбо, отэц! — снова расплылся в улыбке Аслан, засовывая нож в ботинок. — Ну я вэщи тагда бэру, и пашли, да?

Фёдор в недоумении развёл руками, а Русков таинственно усмехнулся, потупив взгляд.

— Ну, Пётр Василич! — в сердцах выдохнул Фёдор, закрывая дверь.

Вот таким образом Фёдор Срамнов и стал старшим у лесных, и вот так в команде появился Аслан. Именно так — и никак иначе.

ТОГДА. МАЙ — ОКТЯБРЬ 2010 ГОДА. АСЛАН АЛКОЕВ

ТОГДА. МАЙ — ОКТЯБРЬ 2010 ГОДА. АСЛАН АЛКОЕВ

Огромный алый диск солнца с каждой секундой темнел, наливался краснотой, стремясь быстрее закончить свой сегодняшний путь по небесам, набухал и рос на глазах. Ещё считанные минуты — и солнце зайдёт, оставив мир на милость сгущающихся сумерек, а затем — и непроглядной ночной тьмы, напоенной туманами, чудными звуками, запахами, под невероятным покрывалом звёздного неба. Глянешь ввысь — и сердце замирает: такая дивная, таинственная картина открывается твоему взору! Но пока ещё есть время…

Пока не зашло солнце, лес тонет в последних его лучах, и они, лучи, играют и переливаются по верхушкам редких сосновых стволов; а внизу, в болотистых топях, наплывает густой, молочно-белый туман. Это минуты истинной тишины и умиротворения. Быть может, лишь поющий свою нудную песню гнус да квакающая время от времени, как по расписанию, лягушка, нарушают первозданность этой тишины. Безветренно, и на темнеющем небосводе — ни облачка: завтрашний день обещает быть тёплым и солнечным.

Вот только встретит ли этот день человек, из последних сил покоряющий болото, ползущий в сторону небольшого островка с двумя-тремя сухими стволами? Он крепок, одет в камуфляжный костюм, его густая, с благородной проседью борода, испачканная в тине и ряске, и горбатый нос на скуластом лице выдают в нём кавказца. Рука сбита в кровь, но мужчина ползёт сквозь камыши, цепляясь ею за стволы, невзирая на порезы. Набухшие армейские берцы усложняют ему и без того сложную задачу, тянут вниз, в бездонную топь. Левая рука — волочится плетью. Как долго он ползёт? Может быть несколько часов, а может — минут. Он не знает, вернее — не понимает. Голова гудит и силы уходят с каждым движением. Мысли кружат, как рой мух, разум пытается найти какую-нибудь константу и зацепиться за неё. Мягкий, убаюкивающий голос шепчет: оставь это, прекращай, нет смысла. Но — ещё один ухват за стебли камыша, ещё метр в сторону спасительного, как кажется, островка. От кочки — к кочке, раздвигая рукой болотные заросли. Сколько сил требуется искалеченному человеку чтобы сделать последний рывок? Рывок, безусловно, стоящий жизни? А сколько сил — чтобы прекратить эту борьбу? И если в первом случае речь идёт о силе исключительно физической, то в другом — только о духовной. Смириться с неизбежной смертью в этом, проклятом шайтаном болоте?! И человек продолжает ползти…