И – тишина…

Да, я понимал, что время позднее, но бар-то работает.

Я хлопнул по медной «груди» второй раз.

Еще немного подождал, чувствуя, что веки предательски слипаются.

Я в третий раз ударил по звонку, смутно слыша за стеной гул бара, звон стаканов и гомон посетителей.

Наконец-то в глубине слабоосвещенного пространства разверзлась черной щелью дверь, за которой возник еще более черный силуэт.

Где-то за ней раздался быстрый топот маленьких ног и затих. А на пороге показался мужчина средних лет с небольшим брюшком и грушевидным лицом, одетый в черный двубортный пиджак с расстегнутой верхней пуговицей и ослабленной петлей черного галстука.

– Доброй ночи, сэр, – каким-то гулким булькающим голосом произнес он, – номер?

– Здравствуйте, – ответил я, подавив зевок, – да, хотелось бы немного вздремнуть.

Он пододвинул мне пухлый потрепанный журнал регистрации и протянул между прутьев решетки шариковую ручку, а сам повернулся к доске с ключами.

– С вас семьдесят сантимов за ночь, – сказал он, зажав в правой руке брелок в виде пурпурного бильярдного шара с цифрой четыре.

Я расписался в журнале, старательно фокусируя взгляд, после чего вытащил из кармана брюк специальный маленький мешочек с мелочью и отсчитал ровно семьдесят монет.

– Ужин уже не подаем – кухарка спит, но бар работает, там кое-что есть, – пробулькал он, прищурившись, словно увидел меня впервые.

Я почти спал на ходу, но некоторая перемена внимания ко мне как-то зацепилась за край сознания Зага Моррисона. Конечно, может, он видел мою фотографию в газетах?

– Благодарю, – кивнул я, убирая ключ от номера в карман плаща, – я бы промочил горло перед сном.

Выйдя из офиса, я поднялся на крыльцо бара – мой взгляд случайно скользнул на полустертую табличку: «Только для единородов». Буквы еле проступали на облупившейся поверхности, но прочесть было возможно, так как на крыльце висела электрическая лампа в запыленном абажуре.

Я открыл пластиковую прозрачную дверь, звякнувшую жестяными колокольчиками, и на меня дохнуло сыростью, табаком и жареной картошкой.

Бар был обычный, обшитый пластиковыми коричневыми панелями, в центре стоял бильярдный стол, за которым двое типов с обвислыми усами и линялыми помочами лениво гоняли шары и потягивали пиво. По краям стояло восемь столиков. За правым крайним сидели четверо и хлопали по дереву костяшками домино.

За слабоосвещенной стойкой стоял худосочный черноволосый бармен с выдающейся нижней челюстью и протирал стаканы. Рядом был небольшой угловой подиум, служащий, видимо, сценой, на которой стоял пюпитр и видавшая виды барабанная установка с аляпистой надписью на мембране бочки «Мизрем-бойз».