Держась за руки, они бежали по асфальту, и Анна весело хохотала, спотыкаясь на каждом шагу — Антон подозревал, что она это делала нарочно, — и сквозь смех, пытаясь придать своему голосу плаксивость, жаловалась:

— Ну, я уже устала! Ну, Антон же! У меня уже в боку колет! Ой, вот опять!.. Антон, я сейчас умру!

— Не умрешь! — кричал Антон, не выпуская ее руки.

— Ну, мы сядем на другой автобус! Будет же другой! Ой, вот опять! В боку! Ну, выпусти мою руку, она так болит! — Но когда Антон выпускал ее руку, то оказывалось, что это она держит его руку.

— Поднажми, Аня! Совсем мало осталось, мы должны успеть, чтобы еще немного прогуляться. И к тому же ты, наверное, голодная.

— Я умираю с голоду! — хохотала Аня. — Ты тоже умираешь с голоду!

— Верно! Ты умница, Аня!

Они успели на автобус как раз настолько, чтобы повиснуть на подножке: машина была битком набита загорелыми, огнедышащими телами пляжных страстотерпцев. Антон обеими руками ухватился за края дверного проема и подстраховывал Аню, которая преспокойно прислонилась к его груди и время от времени наказывала:

— Смотри не упади!

— Да перестань ты говорить под руку! — рычал на нее Антон.

— Вот будет здорово, если полетим! — прыскала Аня.

— Да имей ты совесть!

— Тр-р-ах! — смеялась Аня.

Так, зайцами, они доехали до Набережного бульвара. Сошли, посмотрели на часы. Половина десятого — самое ребячье время.

— Там, на искусственном островке, неплохая шашлычная, — вспомнил Антон. — Махнем?

— Махнем! — сказала Аня. — Только там сдирают жутко! А ты сегодня весь день пускал мне пыль в глаза: на станцию — на такси, на пляж — на такси…

Антон подозрительно посмотрел на нее:

— Ты это заметила?..

— Конечно! Ты очень даже старался… Я вся таяла от восторга!