Ныряет в большой тоннель конвейера для проверки багажа.

Лента не работает, так что он проскакивает, согнувшись и волоча за собой сумку. В этот момент люди из «Аль-Шамеда» наконец долетают до входа и пальба начинается с новой силой. Кирихара вываливается из конвейера, один из охранников бросается ему наперерез — и получает сумкой в лицо. Широким прыжком Кирихара оказывается у выхода, едва избежав шальных пуль.

И бросается на улицу.

Он знает, что все скоро побегут за ним, но палящая по охране «Аль-Шамед» (и палящая по «Аль-Шамед» охрана) дают ему короткую, но фору.

Спасение Кирихара видит в медленно отъезжающем от выхода такси. «Последний рывок, ну пожалуйста», — думает он, со всех ног бросаясь к машине.

— В центр! Быстрее! — рявкает он, захлопывая дверь.

Таксист ошеломленно оборачивается, но Кирихара не дает ему опомниться и тычет пальцем в лобовое стекло:

— Быстрее, плачу сверх таксы! Триста долларов! Пятьсот! Быстрее!

Язык денег тот понимает мгновенно — и набирает ход.

* * *

Район, куда они добираются, называется Танах-Абанг, но не то чтобы Кирихаре это действительно о чем-то говорит. Он выбирается из машины, отсчитывает зеленые и рыжие рупии, потом плюет и платит долларами — так проще. Озолоченный таксист отъезжает, а Кирихара остается один — посреди мерцающего и людного ночного города.

На всякий случай он проходит несколько кварталов, петляя между переулками и домами, пока наконец не останавливается и не приваливается к кирпичной кладке какого-то дома на углу с широкой шумной улицей. И только сейчас позволяет себе отдышаться.

— Я выжил, — бормочет Кирихара. Хочется потереть глаза, но он вовремя вспоминает, что на нем линзы. — И выбрался.

Даже после Хамайма-Тауэр его не накрывало таким облегчением. После Хамайма-Тауэр ему в принципе было не до облегчения: напряженная ситуация, мрачное начальство, расстрел Церкви и противно скребущее чувство вины — все смешалось в один мрачный комок. Тем более тогда он выжил и выбрался не благодаря себе.

А вот теперь — посмотрите-ка.

Выкуси, Эйдан Рид.

— Да хватит, — злится он сам на себя вслух, а потом запускает пальцы в волосы, оттягивая до боли. При чем тут вообще Эйдан Рид — если он, конечно, сейчас не выскочит из-за мусорного бака и не накинется на не…

— Нет, ну это невозможно, — бормочет он, поудобнее закидывая ремень сумки на плечо. И выходит на оживленный проспект. В последний раз, когда он был в центре, это было вместе со Службой; теперь он совсем один.

Он не жалеет — это было ожидаемо. Такой конец ждал их рано или поздно. Разочарованный взгляд инспектора Арройо в его воображении не нагонял тоску, а, наоборот, даже веселил.