— А-у-ч!
— А мне нравится, продолжай, — передумывает Салим.
Рид тут же реабилитируется:
— Нирмана, следи, чтобы он держал руки на виду.
Боргес раскатисто смеется — у него низкий грубый голос, и, когда он хохочет, его смех перекрывает любые другие звуки, — а потом предлагает:
— Сэл, мужик, признавайся: входит ли в топ-3 твоих эротических фантазий причинение Риду бо…
— Эй, американец, — просит Салим, — выгони здоровяка из машины.
— Ты разбиваешь ему сердце, — снова вмешивается Рид, которому однозначно
— Да, Сэл, у меня чуткое сердце! И у меня болит вот тут. — Кирихара видит, как Боргес прикладывает к своей огромной накачанной груди огромную широкую ладонь, а потом понимает, что Салим этого не разглядит, опускает тонированное окно «Хаммера» и повторяет: — Вот тут болит, Сэл!
У Кирихары в голове до сих пор не укладывается, как в одном человеке могут умещаться безобидный плюшевый медведь, беспощадная машина для убийств, великолепный лидер и командир и генератор тупых шуток совместного с Ридом авторства.
Когда они подъехали к базе Картеля, Кирихара с тоской то и дело смотрел на часы: расчетное время отъезда Басира варьировалось от восьми утра до двух часов дня. При пересчете это означало шесть теоретических часов в одной машине с Диего Боргесом, гарнитурой, транслирующей болтовню и жевание Рида, и сиденьями, не позволяющими Кирихаре вытянуть ноги.
— Сэл, повернись!
— Салим, оттого, что ты будешь нас игнорировать, мы никуда не денемся!
— Сэл, включи динамик!
— Салим!
— Сэл
— Салим!
Шел не второй час — шел