Светлый фон

Мысль о старой даме не отпускает меня. Чем дальше в современность затягивает отель его новый владелец, тем невероятнее, удивительнее и прекраснее мне кажется идея о том, что загадочная старая хозяйка с ее картинами и книгами по-прежнему обитает где-то в этих стенах, в не поддающемся обнаружению первом номере и никогда оттуда не выходит. Она, скорее всего, и ведать не ведает, во что превращается ее гранд-отель. Ее незримое присутствие — и одновременно многозначительное отсутствие — занимает меня.

Вчера я спросил о ней Абдула. Я надеялся, он сообщит мне что-то новое. Разнообразные обязанности коридорного заносят его в самые отдаленные уголки отеля. Возможно, он знает, где находится первый номер. Но он не знал. О старой даме он слыхал. Монтебелло однажды поведал ему о ней. Но Абдул еще ни разу с ней не встречался. По его словам, единственный, кто изредка с нею видится, — это Монтебелло. Мажордом рассказывал, что старая дама заменила ему мать и что из благодарности к ней он хотел бы теперь стать отцом Абдулу.

В тот же день я столкнулся с мажордомом в Зеленом зале. Хотя я знал, что легендарная сдержанность, которой он — справедливо или нет — так гордился, становится еще непоколебимей, когда речь заходит о старой даме, я все же решился вновь осведомиться о ней. Монтебелло рассказал, что когда-то хозяйка была блистательным центром притяжения гранд-отеля «Европа», гости боготворили ее и не было в те дни такого юнкера, графа, маркиза, герцога или принца, который не целовал бы ей руку, но нынче она предпочитает оставаться наедине со своими картинами и воспоминаниями, а он, Монтебелло, считает своим священным долгом уважать ее желание.

Я спросил, как часто он ее навещает. Он ответил, что раз в несколько дней приносит ей поесть, но ест она крайне мало и порой не притрагивается даже к тому немногому, что он ей оставляет. Я поинтересовался, о чем они беседуют.

— О прошлом, — ответил он. — Она живет в прошлом.

Я спросил, правда ли, что он считает ее матерью.

— Если мать — это та, кто подарил тебе жизнь, — ответил Монтебелло, — то она моя мать, ведь всем, кто я есть и кем хочу быть, я обязан ей. Сказав это, считаю важным подчеркнуть, что очень признателен за ваш интерес к ней, но, если вы продолжите расспросы, я вынужден буду вас разочаровать, а вы знаете, сколь неохотно я это делаю.

Чуть позже, встретив мажордома в моем коридоре, — в руках у него был поднос с двумя блюдами, покрытыми клошами, — я поддался внезапному импульсу и решил проследить за ним. Но ничего не вышло. Он шел так быстро, что уже на втором повороте я упустил его из виду.