— Бронза? Ты уверена? Тогда почему она синяя? Похоже на пластмассу.

— Это патина. Нет, это настоящая бронза. Херст нарочно хотел придать ей дешевый вид.

— Но зачем?

— Это ты мне скажи. Как отсылку к поп-арту и фигуркам супергероев. Проводя это сравнение, он подчеркивает свое превосходство. Может быть, так?

Самой красивой была, пожалуй, бронзовая скульптура богини Иштар выше человеческого роста. Часть ее тела — ниже пупка — была утрачена, но бюст и голова остались практически нетронутыми. Шея, грудь и живот были покрыты сусальным золотом. Она надменно, если не сказать высокомерно, взирала на современный мир, в который попала, но в ее взгляде просвечивало сострадание. Было в ней что-то утешительное, ведь она уже пару тысячелетий оставалась молодой.

И тут мы увидели голову Медузы. Она была ужасна. Голова лежала в витрине на левой щеке. Глаза вывернуты наверх. Рот разверзнут. Казалось, Медуза еще жива, хоть и жестоко обезглавлена. Из-под основания черепа торчали сонная артерия и шейные позвонки. Волосы — клубок извивающихся шипящих змей. Они в ярости высовывали раздвоенные языки. Их кривые ядовитые зубы угрожающе сверкали. Каждая чешуйка, казалось, находилась в движении. Это была скульптура размерами примерно полметра в ширину, высоту и длину, с величайшим мастерством высеченная из цельного куска темно-зеленого малахита.

В соседнем зале стоял нефритовый будда высотой больше метра. Видели мы и шестидесятисантиметровый скульптурный портрет египетской богини Хатхор из чистого золота. Ее крылья размахом восемьдесят пять сантиметров были инкрустированы бирюзой. Волосы, увенчанные солнечным диском, зажатым между рогов, были уложены в египетском стиле, но тело не уступало в привлекательности современной фотомодели. Она мне кого-то напоминала, но я побоялся спросить у Клио, кого именно.

Снаружи у входа в Пунта-делла-Догана высилась почти четырехметровая мраморная статуя всадника, которого прямо вместе с лошадью душила змея. В первом зале перед нами предстала пятиметровая бронзовая скульптура обнаженной пловчихи, вытянувшей руки вверх и словно готовившейся нырнуть. Казалось, она оттолкнулась от морского дна, чтобы спустя много веков всплыть на поверхность и позволить с любовью перенести себя в этот музей. У нее не хватало головы, тело облепили губки, но выглядела она сногсшибательно. Эффектные груди были размером с покрывающие ее губки. Между ладоней рос коралл, отчего пальцы казались еще длиннее.

Наиболее поражающей воображение была, пожалуй, бронзовая скульптура гигантского разъяренного медведя на задних лапах. На плечах у медведя стоял воин, заносящий над головой животного два ятагана. Вместе они достигали семи метров в высоту. Скульптуру покрывали водоросли и ярко-красные губки, но ее ярость и примитивная сила были столь же впечатляющими, как и вчера, когда ее изготовили. Благоговение — так, пожалуй, лучше всего описать чувство, овладевшее мной, когда я, маленький и незначительный, стоял перед этой работой.