Я согласился с ней, но она не слушала.

— А ведь это биеннале! — продолжала она. — Лучшее из лучшего в современном искусстве. Коллекционерам придется выложить за эти работы триста, четыреста, пятьсот тысяч только потому, что они висели здесь. Настоящий фарс! И это относится ко всем здешним экспонатам. Можешь себе представить музей, который покупает эти поделки из папье-маше, канцелярского клея и шнурков от ботинок и затем должен их как-то сохранить? Позорище! Полнейшее неуважение к ремеслу!

— Думаю, тут роль играет еще и неуверенность в себе, — осторожно предположил я. — Возможно, тот, кто не уверен, что ему есть что сказать, не станет высекать свои слова на камне. Понимаешь? Все эти художники, сами не сознавая или не признавая того, страшатся вечности, потому что подсознательно догадываются, что перед лицом вечности ничего собой не представляют. Все уже сделано раньше и лучше. Возможно, европейское искусство просуществовало слишком долго.

Клио бросила на меня свой ироничный взгляд, от которого я каждый раз влюблялся в нее заново.

— Неуверенность в себе, говоришь?

— Ты не согласна?

— Во всяком случае, ты ею не страдаешь. Пойдем, хватит на сегодня искусства. Поедим где-нибудь, а потом — я настаиваю — ты со всей своей самоуверенностью мигом отвезешь меня домой, возляжешь на диван, как ленивый обнаженный сатир, а я с тобой как следует позабавлюсь.

— Ужин можно и опустить.

— Нет, я проголодалась.

4

Хотя жизнь с Клио научила меня признавать, что ее идеи — лучшие по определению, оглядываясь назад, могу cказать: на этот раз лучшей была моя идея. Ужин стоило опустить. Началось все с того, что найти подходящий ресторан оказалось непросто. Заведения, которые попадались нам по пути, были либо слишком туристическими, либо настолько туристическими, что в отсутствие зимой туристов они попросту закрылись. Час был поздний. Мы шагали по покинутым калле и опустевшим площадям. Все ставни были опущены. Ни в одном из окон не горел свет.

Наконец мы нашли один ресторан, на мой взгляд — приемлемый, на ее — слишком дорогой. Я сказал, что заплачу. Это ей не понравилось. Она сказала, что дело не в этом. Что я просто ленюсь искать дальше. Я сказал, что предложил это, только чтобы мы могли поскорее пойти домой. Она сказала, что я, как обычно, думаю только о себе. Я сказал, что можно пройти мимо и продолжить искать ресторан, который ей по вкусу. Она сказала, что уже говорила, как голодна, но я, видимо, не собираюсь с этим считаться. Я сказал, что хочу того же, чего и она. В итоге мы все-таки зашли внутрь, но это сделало выбор ресторана официально «моим», что давало ей право считать меня лично ответственным за каждое непонравившееся блюдо.