– Я не хочу думать об этом прямо сейчас. У нас есть более важные дела – например, спасти Джихуна. И не дать Чуну совершить непоправимую ошибку.

Сомин кивнула:

– Жнец сказал, что спасти Джихуна можно, пожертвовав бессмертной душой. Я думаю, у меня есть кое-какая идея на этот счет.

– Да? Какая?

– Ты ведь все еще ощущаешь энергию. Как ты думаешь, сможешь ли ты перекачать ее?

Миён удивленно приподняла бровь:

– Я полагаю, что могла бы, так как я не разорвала связь с бусинкой. А зачем?

– Думаю, нам придется убить бога.

56

56

– Ты точно не пойдешь на попятный? – спросила Синхе. Она сидела на земле рядом с Чуну. По мере того как тянулся день, тени становились все длиннее. Если шаманка не вернется в ближайшее время, будет слишком темно, чтобы что-то разглядеть.

– Я не хочу с тобой сейчас разговаривать, – бросил Чуну, рисуя палкой бессмысленные рисунки в грязи.

– О, не волнуйся. Я не пытаюсь бередить старые раны. Просто хотела напомнить, что тебе нужно выполнить свою часть сделки. Ты всегда позволял эмоциям и неуверенности брать над тобой верх. Если ты сделаешь это и сейчас, то мы оба покойники.

«Именно на это я и надеюсь», – подумал Чуну.

Деревья зашелестели, и из леса снова вышла шаманка. Одна.

– Что происходит? – Чуну оглядел деревья в поисках еще кого-нибудь. Где же сансин?

– Следуйте за мной, – велела шаманка.

И они последовали за ней по тропинке, пока не вышли на небольшую поляну, где в окружении деревьев лежал низкий плоский камень.

Чуну узнал в нем естественный алтарь, который использовали во время церемоний для жертвоприношений. Когда Чуну был мальчиком, он и сам принимал в них участие, принося вино и мясо в жертву их местному богу.

Женщина вытащила что-то из рукава. Желтую бумажку с красной надписью. Пуджок. Она подошла к Синхе, и та, оскалив зубы, зарычала.