– А ты смиряйся, – сказал отец Нектарий, сам слегка напуганный своим криком.

– А я и смиряюсь, – Маркелл оглядывал нанесенный соком ущерб.

– Вот и смиряйся, – повторил Нектарий, поднимаясь с кресла и стряхивая с подрясника остатки сока.

– В следующий раз лучше сразу за окно выливайте, – сказал Маркелл, поворачиваясь, чтобы пойти за тряпкой.

– Вон отсюда, – вяло сказал Нектарий, не повышая голоса. – Не надо было полный наливать. Знал же, что руки кривые.

– Я налил, как просили, – проворчал в ответ Маркелл.

– Поговори у меня, – сердито сказал наместник вслед уходящему келейнику, осторожно перешагнул через лужу сока, отступил назад к окну и добавил:

– Сам не может пройти мимо, чтобы чего-нибудь не разбить или не разлить, и туда же, учить.

– И не думал даже, – сказал Маркелл, исчезая за дверью.

– Как же, не думал, – сказал ему вслед отец наместник. – Вон не думал, а разлил.

Потом он посмотрел на улицу и, увидев внизу трех цыганок, которые чему-то весело смеялись, представил, что по его наместническому распоряжению всех цыган быстро и насильно крестили, а тех, кто не захотел и сопротивлялся, выгнали из города, не дав даже времени собрать вещи.

– Вон! – сказал наместник, забывая все, кроме этого оглушительного голоса, каким кричал когда-то владыка Евсевий. – Вон! Вон! Вон!..

Потом он встретился глазами с вернувшимся с тазиком и тряпкой Маркеллом и сделал вид, что прочищает горло перед тем, как идти в храм, хотя никакой службы в ближайшее время не намечалось.

– Теперь хорошо бы было, чтобы вы ушли отсюда, – сказал Маркелл, подвигаясь вместе с половой тряпкой в сторону наместника. – Тут после сока мыть – не перемыть.

– И куда ты меня хочешь спровадить? – спросил наместник, чувствуя одновременно жалость, что пришлось прервать такое замечательное блуждание, и в то же время немного стыдясь, что его застали за таким сомнительным занятием, каким были эти самые блуждания, о которых серьезно, со знанием дела, предупреждали святые отцы…

Случалось, что помыслы эти уносили отца Нектария так далеко, что, вернувшись, он сам недоумевал, откуда только берутся они у него в голове, все эти сплетения фантазий, историй, ситуаций и мечтаний, с которыми не встретишься ни в одной книге, прочитай хоть целую библиотеку. Было в этом даже что-то, что заставляло отца Нектария относиться к себе с некоторым дополнительным уважением, ведь, в конце концов, это именно он вызывал из небытия все эти разрисованные картинки, которые не увидишь ни в одном музее, так же как и все эти фантазии, от которых порой сладко сосало под ложечкой и хотелось, как в детстве, набрать полные легкие воздуха и закричать так, чтобы отозвались на этот крик лошади и испуганные собаки.