111. Исповедь
О том, что с этим стоящим в очереди на исповедь мужчиной было явно что-то не в порядке, отец Иов догадался сразу, как только его увидел. Мужчина был, похоже, из местных, вот только отец Иов никак не мог, как ни старался, вспомнить, кто он такой и откуда.
Вел себя мужчина довольно-таки странно. Суетился, когда передавал свечи к Канону, подпевал хору и при этом бесшумно бил себя в грудь, да к тому же еще все время пропускал стоящих позади него в очереди, словно боялся, что расскажет на исповеди о себе такое, отчего, несмотря на тайну исповеди, монахи немедля побегут в полицию.
Впрочем, за годы службы отец Иов понасмотрелся на многое, так что удивить его можно было только чем-нибудь экстраординарным, да и то – если повезет.
Наконец, очередь дошла и до странного посетителя, который с отчаянием на лице готовился к принятию таинства.
Было видно, что последние шаги к месту исповеди дались ему не без труда.
– Я слушаю, – сказал отец Иов, когда мужчина опустился перед ним на колени и нагнул голову.
– Грешен, батюшка, – сказал он и замолчал, словно ожидал, что отец Иов сам прочитает всю череду его грехов и мелких прегрешений.
Впрочем, молчал он тоже странно, делая какие-то резкие движения, косясь на отца Иова и закатывая глаза, словно хотел что-то сказать, но не знал, как именно к этому подступиться.
Секунд двадцать или около того прошли в ожидании. Наконец Иов сказал:
– Как зовут-то?
– Меня, что ли? – сказал мужик, с тоской глядя на отца Иова. Потом, видимо, понимая, что ответ его выглядит довольно глупо, смутился и сказал:
– Порфирием кличут.
Глаза его больше не мигали и не закатывались, а смотрели в упор на отца Иова, которого этот непрошеный взгляд почему-то беспокоил и даже немного раздражал.
– Значит так, Порфирий, – сказал он, наклоняясь к стоящему на коленях исповедующемуся. – Говоришь внятно, перечисляешь свои грехи, а Бог тебя прощает, потому что Он милосерд и долготерпелив… Это понятно?
– А как же, – сказал Порфирий. – Очень даже понятно.
– Вот и хорошо… А теперь рассказывай.
– Грешен, батюшка, – сказал Порфирий и снова умолк.
– В чем грешен-то? – являя чудеса терпеливости, спросил отец Иов.