Все было чинно, благообразно и в высшей степени прилично, если не считать, конечно, что с отцом Иовом в результате потрясения произошла некая метаморфоза, которая заключалась в том, что после всего свершившегося означенный отец ощутил вдруг в своем сердце глубокое раскаяние во всем том, что он до сих пор делал, думал и намеревался, результатом чего стало его твердое решение немедленно предаться смиренному покаянию и испрашиванию прощения у всех, кто встретится ему по дороге.
Вот так он и ходил по монастырю, прося прощения и каясь в своих грехах, слыша за спиной умилительный шепот прихожанок: «Святой, просто святой»!
Впрочем, ближе к вечерней службе его решимость просиять в монастыре новым Серафимом слегка потускнела, а к ужину она благополучно исчезла совсем, оставив по себе чувство неловкости и неуверенности, которые еще долго мучили отца Иова в его снах.
112. Иконостас
112. Иконостас
На какой-то там год наместничества отца Нектария плачевное его правление привело монастырь к уже видимым и невооруженным взглядом упадку и запустению. Монастырская ферма – хоть и обнесенная новым проволочным забором, – по-прежнему нищенствовала, и отец Александр, скрипя зубами и проклиная игуменство отца Нектария, вкладывал свои деньги то в строительство все больше косившегося и ветшающего деревянного храмика, то в покупку удобрений, то в едва живой трактор, который тоже просил деньги то на запчасти, то на солярку. Дошло дело уже и до того, что некому стало копать картошку, потому что оставшиеся трудники с утра до вечера пьянствовали или болтались по Святым горам в надежде, что, видя их печальное состояние, Господь смилостивится и пошлет им какую-нибудь поддержку. Поднявшись однажды на амвон сразу после службы, когда народ еще не разошелся, отец эконом удивил собравшихся тем, что слезно попросил прихожан помочь собрать картошку, потому что в противном случае монастырь ждет мерзость и запустение.
– Гибельные дни, – шепотом говорил отец Фалафель и крестился в сторону храмового купола.
Не стоило недоумевать, что на этом фоне история, которая случилась с отцом Фалафелем, была не слишком удивительна, потому что, в конце концов, мы все прекрасно знаем, что все чудеса на земле совершаются по воле Господа Бога, а значит, в каком-то смысле они носят, так сказать, естественный характер и имеют естественное происхождение (если, конечно, считать Бога чем-то естественным).
Случилось же следующее.
Отправившись вечером для исполнения своих обязанностей псаломщика в храм, отец Фалафель вдруг услышал довольно сильный шум. Звук этот был похож на глухие удары, то смолкавшие, то снова начинающиеся, и если бы не позднее время, то можно было бы подумать, что где-то поблизости идет какое-то строительство.