– Не жадничай, не жадничай, – сказал отец Нектарий, являя миру новый образец бескорыстия. – Не нами заработано, не нами и потрачено… Или ты плохо Евангелие читал?

– Как же, не жадничай, – отец благочинный с тоской глядел на отца Тимофея. – Или ты, может, думаешь, такая материя в каждом углу лежит?

– А я тебе говорю – не жадничай, Павлуша, – снова повторил отец наместник, ввергая присутствующих в легкое изумление. – Может, и мы будем с тобой когда-нибудь в изгнании, и нам это вспомнится и зачтется… Или ты так не считаешь?

– Так ведь четыреста долларов, – шептал Павел, с ужасом глядя на наместника. – Как же это так, кормилец?

– А вот так, – сказал отец наместник, заканчивая разговор и давая понять, что не намерен больше обсуждать эту тему.

114. Отец Илларион. Сомнительные речи. Бегство

114. Отец Илларион. Сомнительные речи. Бегство

И еще говорил отец Илларион, касаясь вечной темы о человеке, что, прежде чем рассуждать об этом, стоило бы лучше взглянуть на самого себя, – так, чтобы не оставалось места для выдумок и уловок.

Ибо всякая неправда о человеке, говорил он, чревата бедами и страданиями, а неправильный путь прямой дорогой ведет к смерти.

Спрашивал он, – какой самый страшный враг для человека? И сам же себе отвечал – самый страшный для себя есть всегда сам человек.

И он же – вот уж действительно странное существо, – готов оберегать тебя до последнего вздоха, так, словно ты величайшая ценность среди вещей, не знающих о себе ничего достоверного.

Как же оно создано, это чудовище по имени человек?

Не станем ли мы оправдываться и говорить что-нибудь вроде: «Не правда ли, какая завидная судьба?» Или: «Жить ради Истины – как это прекрасно!», тогда как надо бы было сказать: «Что за нелепая жизнь? Всю жизнь бороться с самим собой, чтобы в конце догадаться, что всякая борьба никуда не ведет».

Разве не для того мы умираем, чтобы стать другими?

А прошедшая жизн, не хорошая ли плата за это?

Ты приходишь в этот мир, чтобы познакомиться с самим собой – тут нет сомнений. Ты обнаруживаешь свой характер, свою волю, свое воображение. Ты узнаешь, что умеешь плакать, рыдать и смеяться. Потом ты догадываешься – и долго в это не веришь, – что ты никогда не сможешь изменить ни этот мир, ни самого себя, ни свою жизнь, которая ведь ни перед кем не собирается отчитываться, и уж тем более перед тобой.

Так идет время, а потом ты начинаешь чувствовать чье-то присутствие в твоей жизни, – какой-то тихий голос, который зовет тебя неведомо куда, так что ты не слишком удивляешься, когда однажды слышишь этот голос, говорящий о Пустоте, и не понимаешь, о чем идет речь. И только много лет спустя, когда исполняется полнота времен, Пустота входит в твою жизнь, чтобы остаться там навсегда.