– Где-то я это уже читал, – Иезекииль не сдавался. – Только как же тогда быть с молитвой? Разве неправильно будет сказать, что когда мы молимся, то посылаем Всевышнему письма, которые Он читает, чтобы потом нам ответить?

– Или не ответить, – сказал Габриэль.

– Или не ответить, – согласился Допельстоун.

– Или ответить так, что мы потом сильно пожалеем, что молились, – добавил Амос.

– Все-таки молитва больше похожа на телеграмму, чем на письмо, – подал голос Габриэль.

– Какая разница, – сказала Хильда. – В конце концов, главное, чтобы оно дошло.

– Что касается писем, телеграмм и всего такого, то я хочу еще раз вернуться к Крузу, – Иезекииль решил воспользоваться короткой паузой. – Мне кажется, это будет интересно всем присутствующим. Представьте себе, что однажды я написал ему большое письмо. И что вы думаете? Он мне даже не ответил. Ну, не гаденыш ли он после этого?

– Ты бы еще написали письмо Президенту, – сказал Олаф.

– Спасибо за совет. – Тем более что я уже писал ему. И не один раз. Только он мне тоже ничего не ответил.

– Интересно, что же вы ему написали, – заинтересовался доктор. – Поделитесь с нами, если, конечно, это не секрет.

– Какой там секрет, Господи. Я написал ему, что всякий раз, когда Круз Билингва поет про Какавеку, я представляю себе, как наш Путеводитель скрывается за дверью сортира с последним номером «Плейбоя» в руках.

– Фи, – фыркнула Хильда.

– И ничего не «фи». Я только хотел сказать, что прежде, чем учить других, неплохо было бы самому заглянуть в зеркало.

– Действительно, странно, что он вам не ответил, – сказал доктор Аппель задумчиво.

Олаф захихикал.

– Я сам удивляюсь. Ведь, казалось бы, просто сядь и напиши ответ, так ведь нет, не дождешься. Мне кажется, в этом есть какое-то неуважение к своим избирателям.

Сидевший рядом с Иезекиилем Амос вопросительно указал на него пальцем.

– Боже сохрани, – сказал Иезекииль. – Я что, похож на идиота?

– Послушайте, – не выдержал, наконец, доктор. – Мне показалось, что мы сейчас обсуждаем афоризм Какавеки «Мир воняет». Я не ошибся?

– Нет, – сказал Амос. – А что же еще?