– Ну, так уж сильно она мне не мешает.

– Значит, мешала. А это одно и то же.

На минуту над столом повисла неожиданная тишина. Анна резким движением отбросила назад свои волосы.

– Хочешь знать?.. Ладно. Сейчас узнаешь. Только потом не говори, что я испортила тебе жизнь.

– Не скажу, – пообещал Давид, жалея, что опять очутился не в том месте и не в то время.

– Сейчас приду, – она встала, исчезая, чтобы появится через пару минут с каким-то листком в руке.

– Читай, – сказала она, усаживаясь на прежнее место. – Только вслух. Так больше впечатляет.

– Вообще-то я не оратор, – Давид собирался раскрыть эту тему, но встретившись с глазами Анны, прочел:

«Я хочу писать искренне» – он поднял глаза и вопросительно посмотрел на Анну.

– Читай, читай, – сказала она. – Это интересно.

«Я хочу писать искренне, – продолжал он, откашлявшись, – а значит, просто учась у тебя бесстрашию перед банальностью, ведь мы говорили с тобой, что банальность есть нечто мертвое, а все твои строчки – в кровь, есть ли здесь банальность?

Передо мною два твоих письма. Строчки содрогаются и буквы рвутся от боли – и мне страшно, что причина этой боли – я, вернее отсутствие меня. Не только теперь, но и тогда, когда я была призраком. Может быть, мы начали бороться с призраками? И отсутствие собственного языка, наверное, тоже призрак?

Писать мне неожиданно трудно, а ведь всегда было так легко. Отчего? Я боюсь оправданий. Ты сам знаешь, я умею это делать – искренне, изящно, красиво, владея даже законами формальной логики. На сей раз, я принимаю все, о чем говоришь ты – не пытаясь оправдаться, ибо понимаю, что имею дело не с обвиняющим, а с твоим ощущением меня. И могут ли его поколебать слова, которые только слова и ничего больше.