– Что-то непохоже, – Давид попытался заглянуть ей в глаза.

– Конечно, – она и не думала возражать. – С чего бы ему закончиться, в самом деле? Тем более что ты многого еще не знаешь, Дав.

– Кое-что все-таки, наверное, знаю, – ответил Давид.

– Например, как она, работая в своем журнале, бегала за известными людьми и потом брала у них интервью? Это ты знаешь? Как будто искала себе мужика, который обязательно должен был бы быть знаменитым или хотя бы известным?.. Видел бы ты ее тогда. Этакая девочка для интервью, у которой одно в голове.

– Я знаю про ребенка, – сказала Давид.

– Это она тебе рассказала?

– Ну, да.

– Вообще-то, об этом никто не знает. Не вздумай только обсуждать это с Феликсом.

– Не буду, – пообещал Давид.

Занавески на окнах, казались, выцветали прямо на глазах. От жары, похоже, не помогал даже зеленый чай.

– Ну и потаскуха, – Анна покачала головой. – Потаскуха с манерами.

– Что? – переспросил Давид и засмеялся.

Смех его был нервный, невнятный и не совсем уместный.

– Потаскуха с манерами, вот что, – повторила Анна. – Это мое мнение, но тебе совершенно не обязательно к нему прислушиваться.

– Я и не прислушиваюсь, – сказал Давид. – Просто немного удивляюсь.

– Чему? – Анна удивленно подняла брови. – Если ты думаешь, что тут кипели какие-то африканские страсти, то глубоко ошибаешься. Все было до смешного банально, можешь мне поверить. Я застукала их прямо в супружеской спальне, если тебе интересно, в любовном беспорядке, на самом, так сказать, пике, извини за подробности…

– Ничего, – сказал Давид.

– Потом они еще немного поигрались в любовь, а потом Феликс вернулся ко мне, а я против этого не возражала. Вот и все. Мы не разговаривали три года.

Потом она чуть помедлила и вдруг сказала с неожиданно сильным чувством, – так, словно, сказанное только что пришло ей в голову:

– Вот ведь шлюха, твою мать!